Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

Во всем предначертаньями твоими

Руководясь, вершили мы дела.

Спор с финикийцами благоприятно

Для нашей Галилеи разрешен.

Изрядно потеснили мы соседа.

Наместник римский в Сирии Вителлий{74}

Решительно признал твои права.

И р о д.

Мы сами убедились, возвратись,

Как присмирел он… Ну а что с Дамаском?

Т р е б о н и й.

Дамаск стоит, как прежде, на своем

И не желает властью поступиться.

Вителлий тут ничем помочь не мог:

Сирийский царь противится и даже

К угрозам прибегает.

И р о д.

                                 Милый тесть!..

Рычаг авось отыщется, которым

Мы сковырнем означенный оплот.

И засверкает нам Дамаск однажды

Своею белокаменной красой!

А много ли посланий, донесений?

Т р е б о н и й.

Остановлюсь на самых важных. Вот

Послание из Иерусалима.

Синедрион{75} потребовал от нас,

Поддержкою Пилата{76} заручившись…

И р о д.

Ах вот как! Значит, и сюда клешню

Протягивает выкормыш Сеяна?

Т р е б о н и й.

Потребовал, чтоб мы тотчас узду

Накинули на Иоанна, дабы

Его усердью положить предел,

То бишь — сгубить, сжить со свету… Однако

Мы не придали этому значенья…

И р о д.

И правильно. Ведь Иоанн — наш друг,

Он — светоч духа, наши взоры будут

Устремлены к нему и впредь. Он свят,

Он справедлив и сделать зла не может,

Творя добро. И натиск отразить

Сумели вы искусно. А в народе

Какие настроения?

О б а д ь я.

                              Народ

Исправно платит подати, владыка,

Возросшая взыскательность властей

Способствовала этому немало.

Однако же дозволь правдивым быть,

Как то и подобает верным слугам.

Народ заждался. Нужно облегчить

Согнувшее его на пашне бремя.

Оно повинно в том, что все скудней

Ломоть в горсти и все бедней одежда

На изможденном теле. Словно раб,

Трудясь на царских нивах подневольно,

Ярмо повинностей влачит народ.

Вдобавок он нуждается в защите

От разных вымогателей — своих

И чужеземных, пришлых, особливо —

От пограничной стражи.

И р о д.

                                      Погоди,

И без того сказал уже немало.

Тебе, Обадья, ведомо, что я

Пекусь о благоденствии народа

Отечески и буду печься впредь,

Радея о народе всей душою.

Но и народу следует понять:

Его мозоли — царское богатство,

Сокровища, защита, сила, власть,

Преумножающая состоянье.

Пот хлебопашца — это жемчуга

В короне, что венчает государя

И радугой преуспеянья всем —

И венценосцу, и народу — светит.

А кровь народа — пурпур на плечах

Царя, заря величия и славы,

Что над земной юдолью занялась.

В толпе глухой ропот.

Что значат эти вздохи, этот ропот?

(Иродиаде.)

Довольна ли ты мной, моя краса?

Шепни, Иродиада…

И р о д и а д а.

                               Очень, царь мой!

И р о д.

Мы всей душой печемся о народе!

Так будет, разумеется, и впредь.

Мы чувствуем свое сродство с народом

И пряжу жизни, коли порвалась

В ней ниточка какая, будем вместе

Чинить и восполнять на свой манер,

Оберегать обычаи и нравы

И ревностно заботиться о том,

Что именуют нивой просвещенья.

Мы эту ниву окропим росой

И опылим пыльцой всего, что сделал

Блестящий римлянин и тонкий грек,

Дабы она цветами запестрела

Искусств и образованности. Мы,

Из странствий возвращаясь, не забыли

О наших подданных. Бесценный дар

Мы приготовили для них. Пусть нынче

Венцом успеха царское чело

И не украшено, зато корона

Венчает сердце государя — он

В отчизну триумфатором вернулся,

В любви триумф одержан им. И вот —

Супруга государя, мать народа!..

Голубка, подтверди мои слова,

Кивни своим сатрапам благосклонно!..

В толпе движение и возглас: «Боже правый!» Царедворцы ошеломлены.

Т р е б о н и й (вполголоса Менахену).

Ну, каково?..

М е н а х е н (так же Требонию).

                     Я просто поражен…

И р о д.

Что за галдеж? Кто смеет нам перечить?

А ну-ка, Севна, живо навести

Порядок!.. Кто взывает к богу? Знайте:

Наш выбор, наша воля тут — закон!

Ведь это нас касается, и только.

Да, да! И кончено… А это — дочь

Иродиады, стало быть, и наша.

Возлюбленное чадо, улыбнись!

О, Саломея, золотистый лучик

На оснеженной крутизне Аэрмона.

Быть матерью народа и тебе!

Ты, кажется, спросить о чем-то хочешь,

Прелестная подруга?..

И р о д и а д а.

                                   Лишь о том.

Единственная ли твоя подруга —

Иродиада? Помни, лишь вдвоем

Связуют нить любви. Вдвоем…

И р о д.

                                                 И верно.

Но где Тамар? Где бывшая царица?

Менахен, Хуза!..

Х у з а.

                            Вот она идет.

Входит царица  Т а м а р  со своей свитой.

Т а м а р.

Я здесь, мой царь! Прости великодушно,

Что так замешкалась… А впрочем, я

Пришла, как только осушила слезы,

Должно быть, слезы радости… Но кто,

Кто занял место подле государя,

Мое по праву место?

И р о д.

                                 Подле нас —

Царица и супруга наша. Верно,

Прекрасная моя Иродиада?

А это Саломея, дочь ее

И наша дочь отныне.

Т а м а р.

                                 Сон зловещий!..

Слетелись вороны, чтоб исклевать,

Чтоб растерзать мне сердце… Пусть терзают!

Слыхала карканье, но не оглохла.

Уто́к предвестья черным червяком

Сквозь пряжу чувств, сознанья извивался,

Но не ослепла я и, видишь, пью

Полынь, которую великодушно

Ты