Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

class="stanza">

З а м и р а.

                            Царь уже въезжает

В ворота! Всюду толпы, давка, гвалт,

И город словно подожжен закатом.

На торжище смятенье, все спешат…

Т а м а р.

О, как заколотилось сердце!.. Мука,

Название которой я не знаю…

Мне худо, я должна побыть одна

И душу облегчить слезами. Разве

В таком расположенье я могу

Принять царя? Скорей же отведите

Меня в укромный уголок, чтоб я,

Увядшая былинка, освежиться

Могла росою слез, поплакать всласть.

Оправившись, я выйду. И надеюсь

Муж извинит, что мешкает жена.

Все, кроме Замиры, уходят.

Входят  М е н а х е н, Т р е б о н и й, Х у з а, О б а д ь я и  п р о ч и е  ц а р е д в о р ц ы.

М е н а х е н. Становитесь рядом, все, все, не чинясь! Царь прибывает, и мы, верные его подданные и слуги, встретим его елико возможно смиреннее и, разумеется, со всеми почестями…

О б а д ь я. С величайшим почтением.

Х у з а. С глубочайшей любовью. А где же милостивая царица?

З а м и р а. Она долго ждала здесь. Потом вдруг ей стало дурно, и она на минутку удалилась, чтобы оправиться.

Входят царь  И р о д, И р о д и а д а, С а л о м е я, П е р и т, А х и с а р  и с в и т а.

В с е. Осанна! Приветствуем тебя! Слава тебе!

И р о д.

Расположимся в этих креслах, дабы

Полюбоваться пышностью торжеств.

Благополучно прибыли мы в наши

Владенья, в милую Тивериаду,

Исполненные самых добрых чувств.

Мы по морским просторам пролетели,

Снискав благоволение ветров.

И, крылья парусов сложивши в Акко,

Опять ступили твердою ногой

На сушу, и на всем извилистом пути

Народ нас обступал, не зная, чем бы

Нам услужить. И лица у людей

От радости и возбужденья

Пылали, озаряя нам сердца,

Как факелы кедровые. И всюду

Нас кликами приветствовал народ

И потчевал с усердьем беспримерным,

И полог славы воздвигал, и грел

Теплом сердец, и овевал нас лаской

Души благой. Забуду ль Сефорис,

Особенно радушный?!. Там источник

Восторга мириадами лучей

Исторгся, наполняя нас блаженством.

А здесь мы видим как бы апогей

Счастливых странствий и венец услады…

Благодарим! Мы посетили Рим —

Неколебимую столицу мира,

Кометой прилетели, чтоб отбыть,

Оборотясь сверкающей звездою.

При этом мы заботились не столько

О собственном тщеславии (хотя

Тщеславье — тоже добродетель!), сколько

О благе нашей родины, о том,

Чтобы ее, разъятую на части,

Срастить, объединить, став пестуном

И лекарем заботливым. Согласно

И благолепно наш народ свести

В единую семью, вдохнуть в него

И жизненные силы и желанья,

И в Иерусалиме на престол

По праву возвести, возвысить в нашем

Лице… Добыть и возвратить сполна

Достойное наследье славных предков.

Чтоб наши соплеменники опять

Могли бы благоденствовать под сенью

Родной лозы и финиковых пальм

От Дана до Вирсавии! Однако

Нам замыслы свои осуществить

Пока не удалось. Не потому, что

Мы были недостаточно усердны

И плохо подготовились. Отнюдь.

В охоте изощрись, мы были метки,

Хватало нам и оперенных стрел,

И тетиву мы вовремя спустили.

Но в Риме нынче неисповедим

И чрезвычайно странен ход событий…

Не так ли, дорогой Перит?

П е р и т.

                                          О да,

Сиятельный мой господин!

И р о д.

                                          Тиберий{70} —

Великий властелин, владыка мира, —

Подвластный мир лишив своей любви,

Остался на Капреях{71} и Сеяну{72}

Бразды правленья передал. А тот

(К нему закрыло доступ наше званье)

Державой правит, словно Фаэтон{73} —

Небесной колесницей, повинуясь

Лишь мимолетным прихотям. То вдруг

Из головокружительнейшей выси

Нагнется за каким-нибудь земным

Цветком, блестящим камешком… А то вдруг

Вслед облаку помчится, как шальной,

И молнию Зевесову исторгнет…

Но, к счастью, нынешних событий ход

Молниеносен, ибо огненосен:

Огонь, глядишь, взметнулся и погас,

И в бездну прошлого бесследно канул…

Вот потому-то будущее нам

И видится отрадным, лучезарным.

(Иродиаде.)

Не скучен ли тебе наш разговор,

Голубушка?

И р о д и а д а.

                    О нет, мой повелитель!

И р о д (продолжает).

К тому же по прибытье в город нам

Оказан был торжественный и лестный

Для нашего достоинства прием.

Патрицианские семейства, словно

В намеренье друг друга превзойти,

Нам воздавали почести. А власти

Приветствовали нас на свой манер.

И триумфально с Форума, который,

На удивленье нам, был запружен

Необозримою толпой народа,

Мы вслед за строем ликторов прошли

В сопровожденье высшего синклита

На знаменитый Капитолий, где

Достигло чествованье высшей точки.

В сенаторские тоги облачась,

Почтенные старейшины все разом

С мест поднялись и пылко, как один,

Провозгласили «Ave[143], царь! Будь гостем!»

Не так ли, мой письмоводитель?

П е р и т.

                                                  Так,

Светлейший царь и господин!

И р о д.

                                               А все ли

Благополучно в нашем доме?

М е н а х е н.

                                              Все,

Все, государь. Как будто строгим оком

Ты надзирал за ним издалека.

Твои прислужники и царедворцы

Держались безупречно и тебя

Не посрамили.

И р о д.

                       Что ж, весьма отрадно.

Любезный мой Менахен. Ты всегда

Мне был не только близнецом, но как бы

И двойником, рачителем моих

Надежд, ревнителем моих стремлений.

Недаром нас одна вскормила грудь, —

Отсюда наша близость… И поверь мне,

Я не забуду верности твоей

И прочих преданных мне приближенных.

А в крепости и войске каково?

А х и с а р.

Да тоже все в порядке, все отменно.

И р о д.

Рад слышать. Ну а как велись дела

Высокогосударственные? Долго

Отсутствовали мы…

Т р е б о н и й.

                               О, властелин,