Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

вопросы организации, обучения, вооружения, хозяйства и техники поручаются первым делом обработке комиссии. И там они получают свою специфическую окраску. «С одной стороны, желательно, а с другой стороны, нельзя отрицать» – и вот ставится масса заплат на старые мехи, и они опять начинают рваться.

Если бы вместо комиссии собрать тех же людей, что там сидят, но поручить дело не всем, а одному из них, возлагая всю ответственность за результат на него, остальных же назначить ему помощниками, то уже получится более цельное и определенное направление. Конечно, и такой способ страдает огромным недостатком, что изобретатель проекта не будет осуществлять его на деле.

Хозяйство и техника

Еще хуже обстоит вопрос во всех функциях хозяйства и техники. Там уже коллегиальное управление вошло в правило. Нет ни одной отрасли этой деятельности в руках определенного лица. У нас нет главного строителя флота, а есть Главное управление кораблестроения, нет главных техников, а есть Технический комитет, нет интенданта, а есть Отдел заготовления. Сплошь анонимы, нет ни одной фамилии. Я прекрасно знаю, кто строил и кто строит английские корабли, а кто построил наши собственные, этого никак не узнать. Не только каждое учреждение само по себе коллегиальное, но даже такие действия, как постройка корабля или снабжение флота, не исполняются каким-нибудь одним из них, а всеми этими комитетами, управлениями и иногда еще вдобавок назначенными комиссиями сообща, это какая-то коллегиальная коллегиальность. Как тут разобраться, кто автор чего? Это какой-то сфинкс с загадками. И действительно же загадки наши корабли. Вот уже где неопределенность воли, колебание мнений, случайное столкновение интересов доведено до совершенства. Почему у нас такая масса типов судов; из них иные ни к какой цели не приспособлены, плод простого недоразумения? Почему корабль начинает строиться по одному чертежу, а кончается по другому? Он все время усовершенствуется, все время все меняется и переделывается, пока он чуть не тонет от массы усовершенствований. Почему на наших кораблях все друг другу мешает? Почему приходится каждую вещь переставлять по три раза, пока она найдет себе место? Отчего в одной и той же палубе, в одном и том же отделении в середине дыра, через которую проходит 12-я башня с двухфутовым просветом, а рядом люк туго задраивается водонепроницаемой крышкой на резине? Отчего у нашего строителя правая рука не ведает, что творит левая? Оттого, что у нас нет строителя. Человек, который так называется, есть безгласный исполнитель самых противоречивых и неопределенных распоряжений. Наши корабли – явления стихийные. Их строит толпа.

Если мы пожелаем узнать, почему известная вещь сделана так, а не так, отчего появился такой тип корабля, пушки или прицела, а не другой, то этого нам никто не скажет. Такого человека нет. Для разрешения задачи надо предпринять огромный труд. Надо по бумагам и делам проследить ход этого вопроса по разнообразным учреждениям и комиссиям, как он подвергался разработке, докладам, рассмотрениям, переработке, пересмотру и перерешениям при самых разнообразных группировках лиц, характеров и умов. Тогда скорее психолог, нежели администратор, доищется, почему такая-то комбинация людей в данный момент дала в результате такое-то решение задачи; но он тут же и поймет, что на другой же день при самой незначительной перемене в составе бесчисленных участников, равнодействующая могла переменить знак, и получился бы результат, как раз противоположный. При такой обстановке неудивительно, что всякие посторонние влияния играют огромную роль. Недавно один из командиров просил разрешении прорезать шпигаты [142] в броневом борту. Никак не хотели согласиться. Тогда он достал фотографию «Дредноута» и показал, что там есть отверстия и в борту. Разрешили. Вообще, иногда замечается слепое подражание иностранцам. Это естественно. Где все неопределенность, все колеблется, малейший толчок извне решает направление. И так не только в кораблестроении. Так во всем нашем хозяйстве. Нет, пока у нас не поручат все эти дела поименным людям, до тех пор у нас не будет ни кораблей, ни вооружения, ни снабжения. Отчего бы, пусть и в виде опыта (излюбленное выражение нашей нерешительности), не отдать постройку одного корабля единичному лицу без посторонней помощи, ни комитетов, ни управлений. Кончится тем, что он получит благодарственный адрес от плавающих затем на этом судне. У нас много очень способных, прекрасно образованных, опытных и находчивых техников, но нельзя же всем вдруг начальствовать.

Ответственность коллегиальных органов

Еще большее значение получает вопрос о коллегиальной работе, если его рассмотреть с точки зрения ответственности за результат. Уже не говоря про то, что потребовать ответа перед законом и судом от коллегиального учреждения почти невозможно. Нельзя привлечь отвлеченную величину, как комитет или комиссию, если люди, из которых она состоит, не могут быть обвиняемы каждый в отдельности; а последнее почти никогда неосуществимо. Но и нравственная ответственность не находит себе применения, где дело совершено собранием многих лиц. Оценка деятельности коллегиального органа очень мало отзывается на репутации его членов. Каждый имеет возможность приписать неудачу другим лицам, их пререканиям и прочим причинам. Упразднение комиссии за бесполезностью навряд ли произведет такое же впечатление, как, например, увольнение известного лица за неспособностью. Поэтому мы и видим, что коллегиальные органы бывают чрезвычайно мало чувствительны к своей репутации и почти не реагируют на какие угодно нападки. Самолюбие отдельных людей ими почти не затрагивается, а корпоративного самолюбия никак нельзя ожидать от собрания, состоящего из разнообразных элементов и объединенного лишь на время. Таким образом, коллективные учреждения оказываются фактически безответственными и перед законом, и перед обществом. С другой стороны, авторитет такого собрания, совершенно не соответствует его безответственности. Совокупность большого количества веских и всеми признанных мнений производит ложное впечатление огромной компетентности и может совершенно прикрыть всякую личную ответственность, раз только дело передано на его обсуждение. Поэтому мы видим, что у нас советы и комиссии служат каким-то громоотводом всякой ответственности. Приходится постоянно слышать такого рода рассуждения: «Нет, это я на себя не возьму. Надо назначить комиссию». Как будто бы кто бы то ни было из нас имеет право отказаться отвечать за дело, входящее в круг обязанностей занимаемой им должности. Между тем это постоянно практикуется не только в высших сферах, в нашей администрации и хозяйстве, но даже в строю. У нас существует какой-то повальный страх перед последствиями собственных действий, свидетельствующий о плохом военном воспитании и питаемый возможностью спрятаться за комиссию почти во всех вопросах нашего обихода. Уклонение от ответственности превратилось в общую привычку, и у большинства даже исчезло сознание, что это дурно. Находят совершенно естественным не брать на себя то,