Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

и совсем другое – отдать свою жизнь с той же целью. В первом случае требуется лишь некоторый расчет и способность комбинации, во втором – огромное напряжение воли, основанное на сознании необходимости для себя. В первом случае принцип самопожертвования для общей пользы существует лишь в теории и может быть забыт или отодвинут на второй план при первом случае столкновения действительно жизненных интересов, во втором – он является силой, побеждающей даже инстинкт самосохранения, и уж, конечно, возьмет верх во всех остальных вопросах. Первое общедоступно и общеизвестно, второе же есть исключительно достояние настоящих воинов. Вот это глубокое убеждение человека, что он сам предназначен для боя, победы или самопожертвования, его стремление к этой заветной цели со всеми логичными последствиями во всех его взглядах и действиях и есть отличительное свойство военного сознания.

Военное воспитание

Очевидно, такое душевное состояние не может приобретаться никакими учебниками. К достижению этой цели во все времена стремилось военное воспитание. Не касаясь пока вопроса, в чем состоит это воспитание, заметим, что отдельные лица, обладающие полностью нравственными качествами воина, очень редки. Человеческая природа имеет слишком много разнообразных потребностей, чтобы легко было втиснуть ее в такую узкую программу. Как бы человек ни был предан своей службе, невозможно, чтобы у него не било интересов личных, семейных или научных, до некоторой степени отвлекающих его от прямого назначения.

Значение войсковых частей

Идеальное военное сознание осуществляется не в отдельных лицах войска, а в коллективных, войсковых частях. Полк или корабль как таковой действительно имеет только одно назначение на земле – это сражение; и военное воспитание всегда ставило своей главной задачей развитие именно в этих боевых единицах духа вполне соответствующего только что высказанным принципам. Задача эта вполне осуществимая, ибо часть как таковая побочных интересов иметь не может, и от отдельных лиц в таком случае не требуется полного прекращения всех своих функций, кроме военных, а только подчинения личных стремлений общим. Люди вообще в массе гораздо более способны на крайние увлечения, нежели в отдельности. Большое количество людей имеет, если так можно выразиться, гораздо более духовной инерции, нежели отдельный человек, и в общем потоке увлекаются даже очень неопределенные и колеблющиеся элементы. Поэтому, если мы желаем судить о состоянии духа в войсках, мы должны обратить главным образом внимание на проявление воли в действиях целых частей. Поступки и мнения отдельных лиц имеют лишь значение как показатели степени подчиненности личной воли общим стремлениям. Появление и столкновение личных интересов среди войск может всегда считаться плохим признаком. Если военное сознание развито в достаточной силе, то всякие личные выгоды, вкусы и наклонности заглушаются общим порывом в бою.

Военное сознание в нашем флоте. Настроение перед войной

Если мы теперь с этой точки зрения рассмотрим недавнее прошлое нашего флота, то, к сожалению, один вопрос о военном сознании вызовет улыбку. Об этом и долго говорить не стоит, настолько оно очевидно. Где было наше военное сознание до войны? К чему мы готовились, к чему мы стремились? К чему угодно – только не к бою. Накануне объявления войны в Порт-Артуре запрещалось говорить о предстоящем разрыве с Японией. Считали, что такие разговоры произведут панику и в личном составе. Мысль о войне всегда отодвигалась на задний план, как неприятная, и все стремления были направлены к ее избеганию. Пропаганда идей всеобщего мира находила особенно благосклонное ухо в России. Мы строили броненосцы и пропагандировали мир, радовались возрождению флота и надеялись этим флотом не разбить неприятеля, а сохранить дружественные отношения. Вообще флот строился не для войны, а для демонстрации. Такая точка зрения может быть очень хороша для дипломатии и для торговых и промышленных интересов страны, но она недопустима для войска. Однако наш флот всецело предался сам этому течению, как-то незаметно он сам перестал верить в возможность войны и желать оной. Вследствие этого выдвинулись на первый план всякие побочные заботы и соображения, между которыми не последнюю роль играли личные интересы служащих. Последнее случилось не только по инициативе самих офицеров, но поощрялось даже административными мерами. Самый разительный пример этому служит закон о прохождении службы 1886 г [133]. Этот закон ставит прямо-таки главной задачей личного состава выполнение известных условий для достижения собственной карьеры, а корабли в нем превращены в средства для достижения чинов. Пагубные последствия этого до крайности антивоенного закона не заставили ждать и произвели ту оргию эгоистических стремлений, которая всем так хорошо известна и о которой вспоминать даже неприятно.

При такой обстановке, конечно, и говорить о военном сознании нечего. Только полным его отсутствием можно объяснить наши неурядицы и сделанные ошибки; они совершены не по незнанию и по нерадению, о печальном состоянии нашей материальной части все знали, но не особенно беспокоились, надеясь, что войны не будет. Вот если бы корабли были немореходны, если бы штурманская часть хромала, если бы не было угля и провизии для переходов, тогда бы всполошились, но так как только снаряды были неудовлетворительны и в очень маленьком количестве, пушки стреляли медленно, дальномеры и прицелы старые, то с этим мирились, надеясь, что войны не будет. Во флоте стояли суда без пушек, без хода и без защиты, но что ж в этом? Ценз можно выполнить и на тихоходном корабле. Кому же было неизвестно, что у нас нет унтер-офицеров, что команда плохо обучена, что весь личный состав без практики и без сплоченности? Но и с этим мирились, рассчитывая, что воевать не придется. Кто же не видел, что у нас смотры и маневры бутафорские, что стрельба производилась слишком уж редко, что офицерство скучало в вооруженном резерве и в то же время совершенно не ведало собственного побережья и прочее, и прочее. Но все это терпелось, все откладывалось то за неимением денег, то по другим причинам.

Влияние воспитания на теорию

Ведь время терпело, войны не предвиделось. Разве составляло секрет, что Порт-Артур не укреплен, что дока нет, что выходить можно только на полную воду? Все это видели, и иногда становилось жутко при мысли о возможности войны, но мысль эта отодвигалась как неприятный кошмар. До последней минуты перед войной надеялись на мирный исход. Одним словом, судьбой флота руководило не военное сознание, а всякие случайные и побочные причины. Этому обстоятельству надо приписать одну часть соделанных промахов, притом самых явных и неоспоримых. Но, кроме того, такое общее настроение породило и множество ложных теорий. Отсутствие