Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

Я, как ротный командир, с двумя офицерами и ротой был отправлен через Хабаровск во Владивосток в наличие Сибирского экипажа, где и образовал восьмую роту кадровой команды транспорта «Монгугай». До нашего приезда во Владивосток там была вспышка восстания [119], начатого минной ротой крепостного района и поддержанного одним судном морской флотилии (миноносцем «Скорый»), но подавленного огнем с миноносца № 205 и канонерской лодки «Манджур».

Сделав долгий поход на север, я знал людей своей небольшой роты в 120 человек очень хорошо. Знал, кто на что способен, знал почти в деталях их семейное положение, материальное благополучие. Команда, за малым исключением, была составлена из сибиряков, детей пионеров, выходцев из России. Это были чудные старые матросы, лишенные совершенно интереса к политическим вопросам, люди, мечтой которых было прикопить деньги, честно отслужить Родине, а затем вернуться на свои хозяйства.

С разрешения командира экипажа мы устроились совершенно автономно с собственным довольствием и порядком жизни. Мало знакомый с казарменными порядками, я организовал в роте все так, как это было у нас на корабле. По окончании утренней приборки, рота с восьми до десяти часов утра выводилась на строевые учения (кроме суббот, когда производилось проветривание больших и малых чемоданов и генеральная приборка). После обеда – отдых и чай, а с двух до пяти часов велись занятия грамотностью и по специальностям. Имея всякого рода специалистов, я организовал ротные мастерские: плотничью, сапожную и швальную. Плотники обслуживали надобности ротного помещения, сапожники и портные за минимальную, строго определенную плату обшивали и обували людей. Дошло до того, что командир экипажа сдал роте подряд на шитье сапог для экипажа. Вырученные средства распределялись так: 50 % шло на улучшение пищи, 15 % на украшение роты и 35 % как оплата труда работавшим. От несения экипажных нарядов мы были освобождены, но в особо важных случаях вызывались несколько раз для охранной службы. За все время пришлось наложить всего несколько дисциплинарных взысканий.

В начале 1907 г. флот на Востоке был подчинен военному командованию и именно коменданту крепости генерал-лейтенанту Ирману. Им для производства инспекторского смотра морскими командами на предмет выяснения причин недовольства и брожения в их среде был назначен генерал-майор Ласский. Что было выяснено, не знаю, опишу только то, что имело место у меня в роте.

В назначенный день и час рота стояла в строю по отделениям по специальностям. Господа офицеры, мичман Добролюбов и штабс-капитан инженер-механик Нордквист, на фланге роты (дневальные – во всех отдельных помещениях, вахтенный унтер-офицер). Отрапортовав, я представил генералу господ офицеров.

– Кто ротный командир? – последовал первый вопрос.

Доложил, что я.

– Но почему вы, прапорщики, командуете ротой, а штабс-капитан стоит в строю?

(Мы тогда в чине мичмана носили одну звездочку на погоне.)

– Штабс-капитан Нордквист – инженер-механик и в строевом отношении подчинен мне, как старшему флотскому офицеру роты. Я же мичман, ваше превосходительство, – доложил я.

– Ничего не понимаю. Ну ладно, мичман, посмотрим, что будет дальше.

Генерал поздоровался с ротой, дважды прошел от фланга к флангу, внимательно всматриваясь в людей.

– Хорошо одеты и упитанны. Лица довольные. Но почему я вижу в строю унтер-офицеров, а на фланге отделений отделенными простых рядовых матросов? Почему одни унтер-офицеры имеют желтые, a другие белые лычки, когда они принадлежат одной и той же части? – спросил он.

– По судовому штату я имею боцмана и фельдфебеля, вот они с золотыми нашивками. Строевые унтер-офицеры носят желтые нашивки, а нестроевые – белые. Унтер-офицеры строевые (а их у меня два) – начальники взводов, а отделенные – матросы 1-й статьи, будущие строевые унтер-офицеры; они специалисты, кончили морскую стрелковую школу в Ораниенбауме, – отрапортовал я.

– Что же, значит, вот он, – спрашивает далее генерал, указывая на кочегарного унтер-офицера, – командовать взводом не может?

– Так точно, не может. Извольте убедиться, Ваше Превосходительство. Красюк, вперед. Произведи учение первому взводу!

Красюк вышел из линии фронта, приложил руку к фуражке и тотчас же опустил ее.

– Так что не могу, Ваше Высокородие.

– Да ты не смущайся, – вмешался генерал, – сделай, как можешь.

Красюк исполнил приказание, но какова была команда, может себе ясно представить каждый моряк.

– Да-а-а… – протянул генерал. – А ну-ка, прикажите вот этому отделенному матросу.

– Дикарев, вперед.

– Есть, Ваше Высокородие! – громко ответил Дикарев, сделал быстрый поворот кругом, бегом выскочил из фронта, щелкнул каблуками и замер, пожирая глазами генерала.

– Произведи учение первому взводу.

– Есть, Ваше Превосходительство, – по форме ответил Дикарев, быстро повернулся, отчетливо приставил правую ногу, выбросил левую вперед, всей подошвой ударил в палубу и зашагал ко взводу.

– Пе-рвай взво-од… – запел он и вдруг резко, повелительно бросил: – Смирно! Взвод, на первый – второй! – протяжно, с чувством хорошего строевика, упиваясь собственным голосом, начал Дикарев и, выждав несколько секунд, протяжно продолжал: – Рассчит… – и затем коротко, повелительно бросил: – …тайсь.

– Молодец, Дикарев, ты свое дело знаешь, – улыбаясь, сказал генерал.

– Рад стараться, Ваше Превосходительство, – с ударением на «о», по-гвардейски, ответил Дикарев.

– Что, все строевые унтер-офицеры у вас такие?

– Так точно, Ваше Превосходительство, все.

– Ничего не понимаю, и хорошо, и вместе с тем как-то все по-другому.

– Мы – кадровая команда, Ваше Превосходительство, и жизнь наша идет так же, как на корабле.

– Хорошо. Прикажите первому отделению переодеться в первый срок, второму – во второй, третьему – в шинели, а четвертому половине в мундиры, а половине в рабочее платье.

– У нас нет мундиров, Ваше Превосходительство, есть укороченное пальто, бушлат.

– Нет мундира? – удивился генерал. – Ну хорошо, пусть переоденутся в эти… как вы их называете…

– Бушлаты, – подсказал я.

– Да, в бушлаты, а мы пока пойдем посмотрим ротное помещение.

Мы обошли все углы роты. Особенно тщательно осматривались отдельная умывалка и туалеты. На массу вопросов пришлось давать пояснения, как, например, почему у вас стены украшены картинами морских боев, а в других ротах нет? Откуда такой чудный ротный образ? Почему в роде мастерские и прочее? Но больше всего генерал был поражен нашими большими и малыми чемоданами и чистотой.

– Специально готовились к смотру?

– Никак нет. Получил повестку вчера на вечерней перекличке. На корабле у нас всегда чисто.

– Да, вот еще что хотел спросить у вас… Почему люди титулуют вас, обер-офицера, Ваше Высокородие? Это ваше требование?

– Никак нет. Они это делают в силу морского обычая и судовой привычки.

Обилие обмундирования, состояние его, количество белья, простыней, а также мое знание людей и их семейного положения особенно поразили генерала. Он перешел на мягкий тон и даже заметил, что такую роту не в каждом полку найдешь. В порядке осмотра дошли до собственных денег команды.

– Ваши люди обуты, одеты, получают