Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

которого и три его заместителя тратили большую часть своего времени на решение кадровых и финансовых вопросов, что снижало качество оценки информации и, в свою очередь, побуждало сотрудников 1-го (оперативного) отдела самостоятельно анализировать скудные и непроверенные данные из побочных источников.

3. Имевшая большой опыт организации агентурной разведки против СССР харбинская миссия не обладала во время конфликта полномочиями по руководству всеми ЯВМ, особенно находившимися в прифронтовой полосе, тогда как 2-й отдел не успевал своевременно корректировать деятельность разведывательных органов и обрабатывать поступавшую от них информацию.

4. Линии связи между 2-м отделом и подчинёнными ему разведорганами не были заранее подготовлены, поэтому отчёты миссий и директивные указания им из Синьцзина запаздывали, а не имевшие собственных радиопередатчиков легальные резидентуры ГШ в Чите и Благовещенске оказались в полной изоляции.

5. В Квантунской армии отсутствовали планы мобилизационного развёртывания разведывательных органов в период войны. Действовавшие в прифронтовой полосе две оперативные группы харбинской военной миссии не были заранее подготовлены к обработке захваченной на поле боя документации, не имели достаточного количества средств радиосвязи, были зависимы в вопросах материально-технического обеспечения от командиров воинских частей.

6. Радиоразведка армии имела устаревшую аппаратуру, основной поток информации с советских линий связи поступал не от прифронтовых РРП, а от центрального пункта в Синьцзине. Несмотря на большой объём перехваченных шифрограмм и частую передачу оперативной информации открытым текстом, криптоаналитики армии испытывали серьёзные сложности со взломом советских шифров. Им так и не удалось раскрыть 5-значные шифры, использовавшиеся на линиях связи «армейская группа – Генеральный штаб»[602].

Необходимость усиления органов агентурной и радиоразведки объединения диктовалась также их малым удельным весом в общем объёме добываемой армией информации о советском военном потенциале и большой зависимостью 2-го отдела от справочных материалов РУ ГШ. Так, в подготовленном штабом объединения 1 ноября 1939 г. «Реестре командного состава Красной армии» 36 % данных о ДВФ и ЗабВО приходились на анализ советской прессы харбинской военной миссией, 33 % – на сведения ГШ, 10 % – на показания захваченных в ходе боёв на Халхин-Голе советских военнослужащих и только 5 % – на информацию органов радиоразведки. Доля агентурных данных была ещё ниже[603].

С учётом рекомендаций комиссии в апреле 1940 г. на базе харбинской ЯВМ началось развёртывание Информационно-разведывательного управления (ИРУ) со штатом 43 офицера, прапорщика и 313 гражданских специалистов, подчинявшегося непосредственно командующему объединением[604]. Приказом командующего армией от 1 августа 1940 г. на ИРУ возлагались задачи ведения агентурной разведки, пропагандистской и подрывной деятельности против СССР на территории Сибири, Забайкалья, Дальнего Востока и МНР. Приказ требовал от начальника управления обращать особое внимание на сбор информации о дислокации, численности, вооружении, оперативных планах, мобилизационных возможностях войск Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа, изучать ТВД и состояние Красной армии в целом. Подрывная работа предусматривала проведение комплекса подготовительных мероприятий в области военных, идеологических и экономических диверсий против СССР. В сфере пропаганды начальнику ИРУ поручалось ведение агитации против властей СССР и МНР, а также нейтрализация их пропагандистских кампаний. Кроме того, управление должно было заниматься контрразведывательным обеспечением оперативной деятельности, анализом эффективности проводимых мероприятий, подготовкой агентов и повышением квалификации кадрового состава[605].

В то же время за 2-м отделом штаба Квантунской армии сохранились функции обработки и обобщения разведывательной информации, планирования контрразведывательной, пропагандистской и диверсионной деятельности, составления картографических материалов и метеосводок. В его аппарате появилось аналитическое отделение, состоявшее из 18–19 специально подготовленных офицеров разведывательной и штабной служб. Для оперативной передачи собранной ИРУ информации между Харбином и Синьцзинем была проложена защищённая линия телефонной связи[606].

Принимая во внимание необходимость заблаговременной подготовки армейских разведывательных органов к работе в условиях военного времени, в марте 1941 г. командующий объединением внёс коррективы в мобилизационный план на 1941 финансовый год, согласно которым в случае начала войны при армиях первого эшелона в Маньчжурии формировались 5 оперативных пунктов из 2–3 офицеров, 3–4 унтер-офицеров и 2–3 переводчиков русского языка, с приданным автопарком передвижных радиостанций, для получения информации путём допроса военнопленных и анализа захваченной вражеской документации. В случае необходимости ИРУ могло самостоятельно развёртывать 3–4 оперативные группы при командованиях фронтов и отдельных армий, которые координировали деятельность нижестоящих оперативных пунктов и обрабатывали всю поступавшую от них информацию[607].

В связи с отсутствием каких-либо разведывательных органов, действовавших на юге и юго-востоке МНР, в июне 1940 г. в Абаге было развёрнуто отделение ИРУ, которое отвечало за агентурную разведку и подготовку к проведению диверсионных операций в военное время вместо расформированных в 1937–1939 гг. военных миссий армии в Долоннуре, Чэндэ и Чжанцзякоу. Начальник отделения находился в двойном подчинении у командований Квантунской армии и Монгольской гарнизонной армии Северо-Китайского фронта, отчитываясь перед первым по вопросам разведывательно-диверсионной деятельности и по политическим акциям – перед вторым[608].

Кроме того, армия усилила органы специальной разведки на хабаровском и приморском направлениях, для чего осенью 1939 г. миссия в Цзямусы начала подготовку диверсионных групп из числа местных китайцев, а 15 февраля 1940 г. Военное министерство одобрило заявку командующего объединением на передачу ЯВМ в Яньцзы со складов гарнизонного отряда в Хуньчуне 80 винтовок образца 1938 г., 2 ручных пулемётов и 8 пистолетов «Маузер»[609].

Большое внимание после номонханского инцидента Квантунская армия уделила подготовке переводчиков. В 1940 г. в Харбине была организована школа переводчиков русского языка («345-й отряд»), ежегодно готовившая из японских военнослужащих 250 русоведов для воинских частей армии и органов военной жандармерии. Лучшие выпускники – порядка 20 человек направлялись в штабное управление ИРУ и его территориальные отделения. Небольшая часть выпуска ежегодно распределялась по заявкам разведорганов Корейской и Северной армий. Курс обучения, длившийся от 3,5 до 12 месяцев, включал основы устного и письменного перевода, овладение навыками разговорной речи, изучение внутреннего положения СССР, организации, дислокации и вооружения Красной армии, знакомство с бытом советских граждан. Разведывательные дисциплины – вербовка, переброска агентов, организация связи и прочее – изучались факультативно только со старшими курсами[610].

В то же время практически неизменной оставалась подготовка агентов – она велась в организованной весной 1938 г. на базе учебных пунктов К.В. Родзаевского и Б.Н. Шепунова харбинской разведшколе при отделении пропаганды ИРУ по 6-месячной программе, рассчитанной на 20 курсантов[611].

Реорганизация ИРУ заняла год. К середине 1941 г. его штабному управлению в Харбине подчинялись отряд «Аса-но», харбинская школа переводчиков русского языка и 10 отделений, образованных на базе ЯВМ, – в Хайларе, Хэйхэ, Цзямусы, Муданьцзяне, Дунъане, Яньцзи, Мукдене, Дайрэне, Ванъемяо и Абаге с 17 подчинёнными разведпунктами. Штаты ИРУ комплектовались выпускниками разведывательной школы Накано[612].

Серьёзные изменения произошли в методах деятельности разведорганов Квантунской армии. В