Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

ПГШ в Бухаресте капитана Бронислава Эльяшевича, четырёх его сотрудников и руководителя заброски агентов в Советский Союз от НТСНП Г.С. Околовича. В 1939–1940 гг. Эльяшевич и Околович перебросили в СССР в интересах японской военной разведки более 10 членов Союза, кроме того, на связи у Эльяшевича находились агенты в окружении старшего комсостава РККА, включая преподавательницу немецкого языка командующего 6-й армией во Львове[622].

Стоит отметить, что в марте 1940 г. польская военная разведка перебросила в Токио для организации совместной с Квантунской армией работы против СССР 4 своих офицеров – майора Яна Мусилевича, капитанов Зигмунта Воеводзкого, Ольгерда Кумфта и специалиста по советским шифрам подпоручика в запасе Мечислава Сикору, интернированных в Румынии. Несмотря на присоединение Токио в сентябре 1940 г. к Тройственному пакту, польские офицеры убыли из Японии только в 1942 г. Сикора до конца войны оставался в Маньчжурии в качестве консультанта СИУ Квантунской армии по взлому советских шифров. С его помощью управление раскрыло 4-значный советский шифр и до конца 1941 г. отслеживало изменения в составе ВВС Забайкальского фронта[623].

Вторым по значимости источником информации о СССР для японцев стала финская военная разведка. Изучив ход советско-финской войны, Нисимура пришёл к выводу о высокой эффективности работы финских криптоаналитиков, поэтому обратился к ним с просьбой о помощи во взломе 5-значного советского шифра «ОК-40», введённого в дивизионном звене после победы на р. Халхин-Гол. Поскольку финны взломали его во время Зимней войны, начальник криптографической службы майор Рейно Хенрик Халламаа в августе 1940 г. передал копию шифра Квантунской армии, благодаря чему японцы сумели раскрыть армейский, авиационный и флотский шифры и до конца 1940 г. читали переписку ряда частей ДВФ. В свою очередь, они передали финнам непрочитанную шифропереписку частей Красной армии, дислоцированных в районах Хабаровска и Владивостока, что позволило криптоаналитикам Суоми к весне 1941 г. восстановить на 30 % 5-значный шифр, который применялся не только на Дальнем Востоке, но и в Ленинградском ВО[624]. Кроме того, финны предложили Нисимура командировать в Хельсинки двух криптоаналитиков для совместной работы над советскими шифрами в обмен на финансирование Японией деятельности их дешифровальной службы. Приняв это условие, в июле 1940 г. Токио направил в распоряжение Р. Халламаа майора Хориути Хидэнари, которого из-за отсутствия криптографической подготовки в июне 1941 г. сменил сотрудник 18-го отделения Ставки капитан Хиросэ Эйити.

В целом финны предоставили японцам доступ ко всей информации о СССР в обмен на финансирование их деятельности и передачу им данных о советском Дальнем Востоке. Кроме того, они ознакомили сотрудника берлинской резидентуры майора Хигути Фукаси с имевшимися материалами по организации подрывных акций в советском тылу. После убытия Нисимура в Токио контакты с финской военной разведкой поддерживал полковник Оноути Хироси[625].

Не менее ценной для Токио была информация эстонской военной разведки. Несмотря на отъезд в Стокгольм накануне присоединения Эстонии к СССР в 1940 г. начальника 2-го отдела полковника Р. Маасинга, он продолжил руководить ценными агентами из числа бывших офицеров эстонской армии, перешедших на работу в советские военно-учебные заведения или оказавшихся в распоряжении советских властей – генералами Й. Лайдонером (бывший Главнокомандующий эстонской армией), Р.И. Томбергом (бывший командующий ВВС) и Уденсом (бывший начальник оперативного отдела Генштаба). Связь с ними Маасинг поддерживал через курьеров из числа членов команд советских судов, а собранную информацию передавал ВАТ в Швеции Онодэра[626].

Все проводимые в 1940–1941 гг. по линии разведки организационные мероприятия основывались на принятом в конце 1939 г. «Пересмотренном плане окончания военного строительства», который предусматривал модернизацию императорской армии и флота с учётом итогов войны в Китае и номонханского инцидента в первую очередь за счёт наращивания боевого потенциала Квантунской армии. Принятию нового плана предшествовал тщательный анализ правительством положения дел в Вооружённых силах Японии, армиях её потенциальных противников – СССР, США и Великобритании, а также оценка развития ситуации в мире на долгосрочный период. По линии РУ ГШ свои мнения Токио представили руководители всех уровней военной разведки.

Одним из первых это сделал начальник харбинской миссии генерал-майор Хата Хикосабуро в меморандуме от 10 ноября 1939 г. о необходимости завершения подготовки к войне с Советским Союзом. Обосновывая своё предложение, он исходил из благоприятной для СССР ситуации в мире, которая позволяла ему в ближайшее время напасть на Японию. По мнению Хата, на западе Советский Союз, избежав прямого участия в европейской войне, разделил вместе с Германией Польшу, аннексировал Латвию, Литву и Эстонию, начал запугивать Финляндию и планировал усилить свои позиции на Балканах, что гарантировало ему относительное спокойствие на западных границах и позволяло перейти к активной дальневосточной политике. Начальник миссии отмечал наращивание советской группировки на Дальнем Востоке, особенно в Забайкалье, увеличение поставок боевых самолётов Китаю, возможное участие на его стороне советских механизированных войск, фактическое установление контроля над Синьцзяном. Призывая не доверять советской политике нормализации отношений с Японией, Хата считал первостепенной задачей усиление оборонительного потенциала Квантунской армии (противотанковой артиллерии, ПВО, истребительной авиации, достройку укреплённых районов в Маньчжурии), последующее наращивание войск оборонительно-наступательного плана и на последнем этапе – усиление бомбардировочной авиации и бронетанковых войск для нападения на Советский Союз[627].

Соображения Хата и других японских разведчиков совпали с выводом комиссии Квантунской армии по анализу номонханского инцидента о заметном отставании императорских войск от советских в численности, боевой подготовке и уровне технической оснащённости. Комиссия, в частности, выделила следующие основные причины поражения японской армии: огромные материально-технические ресурсы СССР; налаженная советским командованием система беспрерывного подвоза вооружения, военной техники, боеприпасов, ГСМ, продовольствия и пр. в район боевых действий, удалённый на 600 км от ближайшей железной дороги; подавляющее превосходство танковых и артиллерийских частей Красной армии в огневой мощи; чрезвычайная гибкость тактического мышления советского комсостава; высокий уровень морально-психологической подготовки советских солдат, их храбрость и упорство в бою[628].

Уже 20 декабря 1939 г. начальник Генерального штаба утвердил пересмотренный план модернизации сухопутных войск 1936 г., согласно которому в мирное время они должны были вырасти с 41 пехотной дивизии в 1939 г. до 48 в 1944 г., в то время как число соединений на китайских фронтах уменьшится с 25 до 17. Высвобождавшиеся ресурсы направлялись на перевооружение и увеличение штатов Квантунской и Корейской армий[629]. В течение 1940 г. численность личного состава обоих объединений выросла с 305 400 до 427 000 человек, боевой авиации – с 560 до 720, танков – с 200 до 450 единиц[630]. Однако даже такие срочные меры не позволили японским войскам численно сравниться с группировкой ДВФ и ЗабВО: по данным РУ ГШ, на 1 января 1941 г. она насчитывала 700 000 военнослужащих, 2800 боевых самолётов