Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

1938 г. участвовал в борьбе с антияпонским движением в Маньчжурии. Для восстановления утраченных в связи с депортацией корейского населения агентурных позиций на Дальнем Востоке в августе 1938 г. РУ ГШ разработало операцию по созданию Ли Хайченом легендированной коммунистической организации и её выводу в Приморье. С этой целью в Синьцзине была учреждена партия «Синхындон» и открыта школа по подготовке агентов. Одновременно хуньчуньская миссия начала подбор кандидатов для вывода в Приморье и установления связи с советской разведкой. Предупреждённое закордонным агентом, в мае 1939 г. УНКВД по Приморскому краю организовало встречную игру, убедило посланников Ли в лояльном отношении к нему советских властей, создало под Владивостоком курсы по подготовке «корейских партизанских отрядов» и за первое полугодие 1940 г. вывело в СССР 56 агентов-корейцев во главе с Ли Хайченом[639].

В значительной степени агентурному проникновению японской военной разведки в СССР препятствовало ужесточение режима охраны границы и проживания населения на Дальнем Востоке и в Забайкалье в 1937–1938 гг. В дополнение к постановлению СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г. «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края», подорвавшему агентурную базу разведорганов Корейской армии, 1 февраля 1938 г. СНК СССР и ЦК ВКП(б) установили запретную пограничную зону в ДВК, Читинской области и Бурят-Монгольской АССР, включавшую железную дорогу от Иркутска до Хабаровска, все районы к югу от этого участка, районы к востоку от рр. Уссури и Амур и всю территорию Камчатской, Нижне-Амурской и Сахалинской областей. На данную зону распространялись ограничения для пребывания населения в соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 17 июля 1935 г. «О въезде и проживании в пограничной полосе», из неё были выселены антисоветские и неблагонадёжные элементы, вводился запрет на пребывание иностранцев, за исключением транзитных пассажиров[640]. В 1938 г. были также предприняты попытки депортировать всё китайское население за пределы Дальнего Востока, однако они закончились безрезультатно.

Кроме того, с 1935 по 1941 г. численность личного состава Забайкальского, Хабаровского и Приморского погранокругов НКВД СССР выросла с 13 216 до 22 760 человек, что позволило увеличить плотность охраны сухопутной границы с Японией, Маньчжурией и Кореей с 3 до 5 человек на 1 км. С 1939 г. для обнаружения нарушителей госграницы стали применяться вспаханная контрольно-следовая полоса, простейшие технические средства (семафоры, хлопушки, трещотки и т. п.), началось интенсивное строительство наблюдательных вышек, скрытых и открытых наблюдательных пунктов.

Параллельно с этими мерами территориальные органы и погранвойска НКВД СССР с весны 1939 г. активизировали агентурное противодействие ЯВМ в полосе Хабаровского и Приморского краёв: с апреля при погранотрядах стали создаваться так называемые «бригады содействия» из местных жителей для выявления нарушителей госграницы (к апрелю 1941 г. было создано 322 бригады в составе 10 422 человек); с помощью закордонных агентов и задержанных нарушителей выявлялись китайцы, проживавшие в приграничье Маньчжурии и владевшие русским языком; усилилось агентурное наблюдение за выявленными переправочными пунктами миссий на границе; тщательно проверялась информация закордонных агентов на предмет установления фактов их перевербовки японской разведкой[641].

Немаловажную роль в перекрытии каналов утечки сведений, содержавших военную и государственную тайну, сыграл приказ наркома обороны СССР № 0127 от 8 июля 1938 г. «О введении в действие Инструкции по зашифровыванию действительных наименований войсковых частей условными номерами», согласно которому каждой части присваивался 4-значный шифр[642]. В результате группа анализа печати харбинской военной миссии лишилась возможности получать из советской прессы достоверную информацию о действительном наименовании и дислокации частей Красной армии[643].

Отрицательными моментами в деятельности советских спецорганов против РУ ГШ Японии стали утрата ими ключевых агентурных позиций в аппаратах ЯВМ и военной жандармерии Квантунской армии, наличие слабо прикрытых участков границы с Маньчжурией, позволявших просачиваться японским агентам, участие в массовых репрессиях соотечественников под видом борьбы с японской разведкой – 85 % из 64 000 обвинённых в 1932–1953 гг. в шпионаже в пользу Японии лиц были арестованы в 1936–1938 гг., причём абсолютное большинство из них было реабилитировано в послесталинскую эпоху[644].

Примером отрицательного влияния репрессий на деятельность органов госбезопасности служит фактическое свёртывание разведывательной работы УНКВД по Хабаровскому краю в 1938 г., когда после её возобновления в марте 1939 г. ни один из 28 переброшенных им в Маньчжурию до апреля 1940 г. агентов не сумел проникнуть в гласный аппарат ЯВМ и белоэмигрантские организации[645].

Нельзя не отметить, что сотрудники японской военной разведки пытались сковать деятельность советских спецорганов путём усиления мер конспирации при пересылке служебной документации: в марте 1937 г. военный атташе в Польше генерал-майор Савада Сигэру обратился к командованию с предложением отправлять его почту в Японию (в ней же была и корреспонденция ВАТ в Латвии) не через Сибирь, где она вскрывалась советскими властями, а через аппарат военного атташе в Соединённых Штатах Америки[646].

Резюмируя всё вышеизложенное, можно констатировать, что, несмотря на подтверждённый японским правительством в 1932–1935 гг. курс на избегание вооружённого столкновения с СССР, органы военной разведки всех уровней после захвата Маньчжурии активизировали свою деятельность по созданию агентурно-диверсионного аппарата на случай советско-японской войны: были организованы резидентуры в Хабаровске, Владивостоке, Благовещенске, Чите, Новосибирске и Одессе, взявшие под контроль переброски советских войск за Урал; образованы разведаппараты в Афганистане, Иране, Финляндии, Франции и Германии, установившие контакты с ведущими антисоветскими эмигрантскими центрами в Европе и на Ближнем Востоке; расширены контакты с ГШ Польши, Румынии, Венгрии, стран Прибалтики и Скандинавии. В связи с пересмотром Токио в 1936 г. «Курса национальной обороны империи», закрепившего за Советским Союзом статус главного противника на суше наряду с США на море, Генеральный штаб Японии заключил беспрецедентное соглашение с абвером о создании к 1941 г. единого агентурно-диверсионного аппарата против СССР. Однако активное противодействие советских спецорганов путём передачи дезинформации харбинской военной миссии и военному атта-шату в Москве, агентурного проникновения в ЯВМ Квантунской и Корейской армий, изъятия и дешифровки служебной переписки резидентур ГШ в нашей стране, закрытия его разведаппаратов в Хабаровске, Новосибирске и Одессе существенно затруднило получение японской военной разведкой исчерпывающей информации о военном потенциале СССР, в результате чего к началу Второй мировой войны она ошибалась в оценках Красной армии в 2,5–3 раза. Кроме того, с 1936 г. в значительной степени была парализована заброска агентов военных миссий из Маньчжурии в СССР в силу тотальной паспортизации советского населения, введения на Дальнем Востоке и в Забайкалье запретных зон, массовой депортации корейского населения в Среднюю Азию, усиления режима охраны границы.

В итоге органы военной разведки Японии не сумели вовремя вскрыть состав группировки войск и замыслы советского командования в ходе сражения на р. Халхин-Гол, что стало одной из причин японского поражения. Поэтому в 1939–1941 гг. Разведуправление ГШ значительно укрепило разведорганы Квантунской и