Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

должна была действовать в районе Бару-Шагал, вторая – в Джанджин-Сумэ. Личный состав групп включал военнослужащих японской, маньчжурской армий, русских радистов отряда «Асано», а также монгольских солдат, добровольно перебежавших к японцам.

Для сбора разведывательной информации о действительном наименовании, дислокации, численности, вооружении и состоянии войск противника группы должны были забрасывать агентуру, захватывать и допрашивать «языков», изымать документы убитых военнослужащих, осуществлять перехват и дешифровку радиосообщений. Отчёты оперативных групп направлялись командованиям частей первой линии, 23-й пехотной дивизии и харбинской военной миссии. Кроме того, подразделениям Нюмура и Кондо вменялось в обязанности ведение пропагандистской работы среди местного монгольского населения, распространение дезинформации, компрометация советско-монгольского командования и руководителей Советского государства путём подбрасывания сфабрикованных японской разведкой фотоснимков[577].

К началу июля советско-монгольская группировка войск оценивалась японцами в 1 усиленную стрелковую дивизию (до 9 батальонов, 20–30 орудий), 2 танковые бригады (150–200 танков), 2–3 авиабригады (свыше 150 боевых самолётов), 2 кавалерийские дивизии МНРА и 1000 грузовиков[578]. Фактически на тамцак-булакском выступе 57-й особый корпус имел 36-ю мотострелковую дивизию, 11-ю танковую, 7, 8, 9-ю мотоброневые бригады, 6-ю и 8-ю кавалерийские дивизии МНРА, 4 авиаполка, или 186 танков, 266 бронемашин, 277 истребителей и бомбардировщиков[579]. Хотя японская военная разведка достаточно точно установила состав сухопутной группировки, она имела слабое представление о численности авиации и боеготовности танковых частей.

Свою лепту в это внесли агентурные сообщения харбинской миссии из советского генконсульства «Хатокутё», содержавшие фальсифицированные телеграммы командира 11-й танковой бригады комбрига М.П. Яковлева командованию 57-го особого корпуса о низкой боеспособности его соединения: в одной из них он просил вывести бригаду в тыл для проведения неотложного ремонта техники из-за большого количества поломок танков на размытых дождями монгольских дорогах, а в другой, датированной 29 июня, настойчиво рекомендовал убрать все механизированные части с передовой в Тамцак-Булак ввиду сложностей с доставкой запасных частей и производством ремонта[580].

Именно контратака 3 июля 11-й танковой бригады по переправившейся на западный берег р. Халхин-Гол пехотной группе генерал-майор Кобаяси Коити, хотя и сопряжённая с большими потерями (до 60 % танков), вынудила командира 23-й пехотной дивизии отдать приказ об её отводе на восточный берег. Продолжавшиеся 4—12 июля попытки 57-го особого корпуса и 23-й пехотной дивизии выбить противника с занимаемых рубежей не принесли ни одной из сторон решающей победы, и до 23 июля в боевых действиях наступил перерыв[581].

В этом промежутке 2-й отдел штаба Квантунской армии получил информацию «Хатокутё» об отданном 4 июля Москвой приказе 57-му особому корпусу провести наступление на японские позиции в период с 5 по 10 августа. С учётом имевшихся проблем со снабжением советских войск, 2-й отдел пришёл к выводу, что, скорее всего, наступление состоится не раньше 14–15 августа[582]. Однако, по факту, план наступательной операции по разгрому японских войск начал разрабатываться советским командованием только в конце июля[583].

Кроме того, 11 июля штаб армии проинформировал ГШ и Военное министерство о проводимых с конца мая во 2-й ОКА, Забайкальском и Сибирском военных округах учебных сборах, обратив внимание Токио на то, что, хотя достоверно установить их характер не представлялось возможным, воинские части в ЗабВО были пополнены до штатов военного времени за счёт военнообязанных, приписанных к ним по территориальности, и резервистов из Читинской, Иркутской областей и Сибири (к этому времени в Читинской области были действительно укомплектованы 93-я стрелковая, в Иркутской – 114-я стрелковая дивизии, а с Урала и из Сибири в ЗабВО переброшены 65-я и 94-я стрелковые дивизии. – А. З.)[584]. Эта информация перекликалась со сведениями наблюдательных постов армии о мобилизации войск 1-й ОКА и их сосредоточении в приграничных районах Приморья[585].

Опасаясь расширения номонханского инцидента до рамок полномасштабной войны, 16 июля 1939 г. командующий армией подписал приказ подчинённым частям об усилении их готовности к возможному столкновению с Советским Союзом, переброске 4 противотанковых батарей 4-й армии в Хайлар для дивизии Комацубара и выдвижении 2-й, 4-й пехотных дивизий и 3-й кавалерийской бригады в приграничные районы, так как «практически достоверно известно, что СССР отмобилизовал все свои Вооружённые силы на Дальнем Востоке и посредством авиации нанёс 16 июля в 03.00 бомбо-штурмовой удар по Фулаэрцзи [в окрестностях Цицикара]»[586].

Три дня спустя начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Исогаи Рэнсукэ вылетел в Токио для согласования с Верховным командованием дальнейшей стратегии. На совещании 20 июля с участием заместителя начальника Генштаба генерал-лейтенанта Накадзима Тэцудзо, заместителя военного министра генерал-лейтенанта Ямаваки Масатака, начальника 1-го управления ГШ генерал-лейтенанта Хасимото Гун, начальника 2-го управления ГШ генерал-майора Хигути Киитиро и начальника его советского отдела полковника Ямаока Мититакэ Исогаи предложил нанести сокрушительное поражение противнику на восточном берегу Халхин-Гола и авиаударами уничтожить его ВВС в Тамцак-Булаке и Баин-Тумэне, чтобы окончательно разрешить инцидент[587].

Позиция Ставки и Генштаба была иной: в «Основных принципах урегулирования номонханского инцидента» Квантунской армии рекомендовалось приложить все усилия для очистки восточного берега р. Халхин-Гол от противника, однако, независимо от результатов сражения или дипломатических переговоров, до начала зимы покинуть спорный район, не проводить там наступательные операции даже при повторном появлении советско-монгольских войск и воздержаться от ударов по советским авиабазам. Токио полагал, что дальнейшая эскалация номонханского инцидента в ходе полыхающей японо-китайской войны могла затянуть империю в заведомо проигрышную для неё гонку вооружений с Советским Союзом на Дальнем Востоке и привести к разрыву дипломатических отношений[588].

Однако для Квантунской армии предложение Ставки было чревато повторным столкновением в будущем с жаждущим реванша противником, поэтому после прибытия 20 июля в её состав 3-й тяжёлой артиллерийской бригады (40 100– и 150-мм орудий) она три дня спустя провела новое наступление 23-й пехотной дивизии на восточном берегу Халхин-Гола с целью разгрома советско-монгольских войск и последующего создания там долговременной обороны, но 25 июля прекратила его из-за отсутствия результата[589]. С этого момента японские войска перешли к стратегической обороне.

31 июля Квантунская армия разработала план мероприятий по ускоренной подготовке к предполагаемому в середине августа советско-монгольскому наступлению. До 10 августа планировалось восполнить потери 23-й пехотной дивизии за счёт резервистов и комсостава из Маньчжурии и метрополии, переподчинить ей 6-й отдельный охранный батальон, накопить 10 норм боекомплекта для артиллерии, создать резерв из 2 пехотных полков и 3 тяжёлых артиллерийских дивизионов, оборудовать фортификационные сооружения в первой полосе обороны, усилить ПВО в районе Аршана, построить железную дорогу Аршан – Хандагая и зимние казармы на театре. Командования 3, 4 и 5-й армий на северном и восточном направлениях должны были к середине августа