Война - Всеволод Витальевич Вишневский

— То… ца.

— Тоо-ца…

— Тов… цаа…

— Го-то… цаа…

— Пригото-о-овитца!..

Маршевики пошевелились и опять замерли. Старший разведчик брел в воде и, сбиваясь, считал шаги:

— Сто, сто один, сто два, сто два… готовятся., сто два… сто три, сто четыре… атака! Сто пять…

Его тронули за руку:

— Земляк, куды двигатца?

— А?

— Куды готовитца?

— Атака будет.

— О-ой.

Маршевик охнул и отпустил разведчика.

— Сто пять, сто шесть, сто семь… Тут охнешь… Три траверса было… Примет никаких нет, ни черта…

По окопу вдали что-то закричали… «А-а-ла…» Разведчик соображал:

— Что?.. А — вылазь! Сто семь, сто восемь… сто девять… Попали в переделку… Сто десять… окоп завтра размоет, обвалится… Тоже выбрали!.. Сто одиннадцать… Кто там лезет?.

Разведчик остановился. Сзади его окликнули по имени.

— Что, Епиша, ты?

— Я-у.

— Слыхал?

— Слыхал!

Оба поглядели друг на друга:

— Как быть?

Атака чужого полка, а им велено разведку срочно кончать и обратно. Но ведь атака! Может быть, и они должны помочь?..

Маршевики стояли, темные, неподвижные, и слушали, как вылезали солдаты из окопа в первую цепь. В сырой, поглощающей звуки низине заныло: «А-а-а-а… по-а-ашли…»

— Господи бласлави!

Взлетели зеленые и красные ракеты. Это немцы вызывали на помощь заградительный огонь артиллерии. Пули начали выстукивать: «тук-пак», «так-пак». На близкой дистанции звуки ударов пуль и долетавшие звуки выстрелов почти совмещались.

Разведчик считал:

— Сто семь. Сколько было шагов? Сто семь или сто десять? Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать… Немцы сейчас трахнут… сто тринадцать… ага, летит… сто четырнадцать… Ложись!..

К окопу медленно, шурша в воздухе, летел первый немецкий тяжелый снаряд. Звук менялся — усиливался и ускорялся… Потом снаряд просвистел над окопом и глухо стукнулся в болоте.

— Не разорвался… Сто пятнадцать… давай бегом!.. Считать по пять шагов сразу… Ать-два-три-четыре-пять, сто двадцать, сто двадцать три, четыре-пять… А, черт!..

Новая партия маршевиков стояла, закрыв вход.

— До-ро-гу-у!

Снаряд опять влетел в болото. Ударило пламя, и извержение потрясло окоп. Второй снаряд. Третий! Они рвались с раздирающим уши низким гулом…

— Скорей… Сто тридцать!.. Сторонись, ты, раззява!.. Сто сорок!.. Кладет точно, пристрелялся… Как там атака?.. Ни черта не слышно… Сто пятьдесят…

Маршевики вылезали из окопа.

— Этих тоже? Второй цепью? Сто шестьдесят, шестьдесят один…

Маршевики подпрыгивали, хватались за мокрую землю высокого бруствера, впивались в нее пальцами и шлепали ногами по— воде, падая при грохоте разрывов. Потом они подпрыгивали опять, снова лезли на бруствер, опять скатывались по глине, снова лезли и снова срывались — не дотянувшись, гремя новенькими котелками — в бурую воду в окопе…

Старший разведчик остановился и закричал зычно:

— Подсаживай один другого!

Окрик остановил всех. Стали послушно подсаживать, потом верхние вытягивали нижних, и они, скользя, выползали, наконец, за гребень окопа. Разведчик крикнул в озаряемую вспышками темноту:

— Осторожно штыки при подсадке-е!

Один крикнул:

— А у нас их и нету.

Разведчик удивился:

— Как? Винтовки без штыков?

— Не, винтовок у нас нету.

Разведчик умолк, потеряв счет — да что же это?

Ударил снаряд. Маршевики стали быстрее выбираться из окопа.

— Вперед!..

Разведчики, закончив счет, тоже выскочили из окопа.

С фланга кричали:

— Ложись, не стой, скоси-ит…

Огонь усиливался. У окопа уже лежали убитые и раненые маршевики. Новобранцы с пустыми руками — без винтовок — опять сгрудились у гребня окопа и, лежа или сидя на корточках, вздрагивая, втягивали головы, зажимали уши и жмурили глаза — разрывы слепили и оглушали их вконец. Слева кричали:

— Фитфебель роту приня-ал… Вали впиред, так всех ско-си-ит!

Пули щелкали, осколки фырчали и шипели,» но никто не двигался с места. Разведчики влипли в землю вместе со всеми.

— Покосит, покосит, покосит…

Сквозь сырой ночной воздух опять пятнами засветились ракеты, и все стали еще больше влипать в землю. Люди лежали скученно, прижавшись друг к другу, колотясь от страха и холода… В окопе и за ним рвались снаряды — так часто и с таким длительным ревом, что он не прекращался и в интервалах между падениями снарядов… Тяжелая немецкая артиллерия подожгла, казалось, весь участок перед рекой: небо горело всеми огнями — синими, желтыми, зелеными, багровыми… Хорошо знакомый разведчикам ураганный немецкий огонь!

Маршевики лежали, ничего не видя, не слыша, никто из них не мог начать снова вкапываться в землю, хотя у всех были лопатки.

Среди мокрых, нешевелившихся солдат слышались стоны.

Слева опять заныло: «А-а-а-а…» Люди пошевелились и затихли. Разведчики встрепенулись. Что это? Вторая атака или контратака? Вдруг кто-то, почти плача, закричал:

— Взво-одный!

Сверкнул близкий разрыв и на полсекунды осветил согнутые человечьи спины — серые, мокрые.

— Взводный жа-а!

Маршевик искал спасения у взводного. А что знает маршевый взводный?

Маршевый взводный — унтер-офицер российской императорской армии — знает наизусть по уставу:

«Россыпной строй, или иначе называемая стрелковая цепь, употребляется для поражения неприятеля огнем, для доставления стрелкам наибольших удобств при стрельбе и для уменьшения в людях потерь от огня противника. В рассыпном строю 4–6 человек составляют звено, 2–4 звена отделение, 2–4 отделения взвод, 2–4 взвода роту. В рассыпном строю отделения располагаются рядом; интервалы между людьми назначаются в зависимости от протяжения участка, который надлежит занять. Отдельные звенья и люди могут несколько выдвигаться из общей линии, принимать вправо или влево, если это не мешает людям стрелять. Обязанности рядового в рассыпном строю: понимать боевую задачу своего звена, отделения, взвода, роты, следить за действиями противника, не оставлять самовольно места, выбирать место, удобное для поражения противника и укрытое от его глаз, поражать противника по команде, указанной начальником, беречь запас патронов, стараться его пополнять и по выходе половины доложить старшему в звене; при движении вперед сохранять интервалы, при перебежке быстро вскакивать и стремительно перебегать в указанном направлении, пригибаясь, если нужно, чтоб представлять меньшую цель. По команде «вперед!» для движения в атаку с криком «ура» бросаться на врага в штыки, смыкаясь на бегу к ближайшему начальнику…»

Новобранцы, лежавшие без движения перед окопом, могли только «не оставлять самовольно места»…

Огонь затихал… Туман на речной низине сгущался. Люди лежали попрежнему, не шевелясь и радуясь наступавшей, наконец, тишине. Вдруг донесся шум чавкающих шагов. По грязи приближалась чья-то цепь, едва различимая в тумане. Маршевики, оглушенные, полумертвые от страха, покорно ждали… Некоторые поднимали руки. Разведчики вскочили… В тумане уже была различима медленно приближавшаяся цепь.

— Немцы!

— Пропали маршевики и мы вместе с ними…

Цепь шла без «ура». Разведчики выстрелили. Послышалось:

— Сто-ой!.. Не стреля-ять!

— Свои?! Ну да, остатки дважды ходившего в атаку