Война - Всеволод Витальевич Вишневский

— Надеюсь на вас, братцы.

— Рады стараться, васокродь!

Ответили покорно, как отвечали их деды и отцы…

Лейтенант начинает обучать матросов гребле.

— Первый прием состоит в занесении лопасти, как сказано, совершенно горизонтально.

Шестнадцать весел занесены.

— От-ставить! Делай ать!

Шестнадцать весел застыли над водой.

— От-ставить!

Пятьдесят раз без промежутков повторяется первый прием, как того требуют истые правила выучки. Но для лейтенанта Истомина суть дела не в том, чтобы матросы знали свое дело, — у него на уме одно: взять приз и выиграть пари.

Лейтенант учит второму приему — повороту лопасти и опусканию весла в воду. И опять:

— Делай два! От-ставить!

Наконец дозволяется сделать гребок:

— На воду!

Матросы поворачивают лопасти раньше чем следует. Тогда лейтенант, следуя своей системе, повторяет пятьдесят раз и этот прием.

— Делай ать!

Шестнадцать весел погрузились в воду.

— От-ставить! Делай ать!

Матросы широко заносят весла. Спины их темнеют от пота. Лейтенант с каждой новой командой все более властно и настойчиво подчиняет себе людей. Матросы устали, они не хотят повторений и стараются изо всех сил грести сильно и точно, во-время поворачивая лопасти весел.

Шестнадцать матросов рванули весла, и шлюпка летит по воде… Матросы гребут изо всех сил. Лейтенант доволен. Темнеют от пота спины, и влажны лица. Лейтенант сбрызгивает гребцов водой. Матросы жадно ловят брызги. Сорок пять минут ходит шлюпка, и все быстрее и быстрее ее ход, все чаще и чаще дыханье разгоряченных гребцов.

К шести часам шлюпочное ученье кончается. Полубаркас № 13 — у борта.

— Шабаш! — кричит унтер, и шестнадцать весел бесшумно убираются. Лейтенант уверен, что приз и пари будут за ним…

***

В своей каюте томится от скуки командир корабля — капитан первого ранга Неведов. Он любит «удобства» и поэтому устроил свою тройную каюту с комфортом и по всем правилам строгого вкуса. Все было приятного голубовато-серого тона, способствующего спокойствию и столь гармонирующего с атмосферой флота. Бронза и синий сафьян делали сочетания еще более точными, напоминая о золоте флотских эмблем и синеве морских просторов…

Но капитан первого ранга далек от тех сибаритов, которые стремятся меблировать свои каюты так же, как береговые квартиры, и жертвуют гигиеной и флотским стилем в угоду роскоши. Опыт плаваний давно его убедил в том, что чрезмерная изнеженность дорого оплачивается: она губит здоровье и портит карьеру.

Он, Неведов, первый на корабле после бога и государя императора, был обречен обычаями и законом на почетное одиночество. Одиночество, предписанное законом, возносило командира корабля на недосягаемую для его подчиненных высоту. Оно внушало всем офицерам, что командир корабля должен быть от них отдален. Иначе не быть порядку, не быть строгости и потеряет смысл и силу божье и монаршье назначение этого человека — повелевать. Всем было вменено в обязанность верить и знать, что власть на корабле сосредоточена в одном лице и что власть эта исходит от бога, бог передает ее нижестоящему государю, а государь — командиру корабля. Этот закон должен был подчинять и подчинял людей. Офицерам годами внушали, а они в свою очередь вбивали это в головы матросам, что в мире либо повелевают, либо повинуются, либо поощряют, либо наказуют и только в сем заключается превыше всего стоящая сила управления на море и в сию силу верить необходимо.

Командиру на корабле была предоставлена власть и могущество, коим многие монархи могли позавидовать, и гипноз этой власти держал в плену офицеров и большую часть матросов.

Утомленный властью командир корабля был обязан со всем этим считаться и приносить в жертву обычаю и закону живейшую человеческую потребность в дружбе и общении с людьми. Он вынужден был надевать маску неприступности и видел, как вокруг него всегда воцарялась атмосфера страха и молчания. Неведов устал от нескончаемых одиноких дней в своей каюте, ибо устав гласил: «Как можно реже покидать корабль». Неведов давно понял, что флот империи не на высоте, что косность начальства губительна, что нет и не предвидится движения вперед и что он сам бессилен что-либо изменить. Перспектив не было. Было лишь одно мертвящее, пришедшее с годами сознание бессмысленности всего происходящего.

Неведову не с кем было поделиться своими тоскливыми мыслями. Понятия дворянской чести и долга обязывали его красиво нести службу. Он ведь считался одним из лучших командиров, влюбленных в морскую службу. И, пряча скуку, он обманывал себя и своих подчиненных.

Неписаное правило запрещало командиру корабля посещения офицерской кают-компании, ибо это считалось унижением его достоинства. Но были командиры кораблей, которых офицеры решались приглашать к себе; были командиры кораблей, которые сами, не считаясь с этикетом, запросто шли к своим офицерам. Были командиры, которых офицеры боялись, чуждались, не любили и никогда не решались приглашать к себе. К числу последних принадлежал капитан первого ранга Цеведов.

Сегодня, в виде исключения, он со скуки послал своего вестового за несколькими молодыми офицерами.

Вестовой стучит в каюты офицеров:

— Васокродь, так что его васокродь господин капитан первого ранга просят васокродь пожаловать к ужину в шесть часов.

Мичманы и лейтенанты в испуге глядят на посланца, рявкающего приглашение, от которого нельзя отказаться. Мичманы и лейтенанты быстро приводят себя в порядок и, в молчании и страхе, идут в каюту командира корабля.

Неведов приветствует пришедших:

— Здравья желаю!

Он уже не начальник, а хозяин, — таким он хочет видеть себя. Ему хочется, чтобы чувствовали это и его гости. Но офицеры теряются в присутствии своего командира, к дружескому общению с которым они не привыкли.

Офицеры источают легкие ароматы вежеталя, одеколона, каких-то бриолинов; эти запахи приятны капитану первого ранга, они возвращают ему его молодость.

Он знает, что эти молодые люди могут наполнить его каюту остроумным, живым, когда-то любимым им «кают-компанейским» разговором, но офицеры молчат и почтительно ожидают слов хозяина.

Неведов, сказав несколько ласковых слов, приглашает всех к столу:

— Прошу, господа, к столу. Чем бог послал.

Он предвкушает веселый ужин. Сейчас начнется фейерверк слов — любимых, понятных и известных только морской офицерской среде, — точных, насмешливых, особенных.

За ужином Неведов собирается произнести блестящий флотский спич… и говорит:

— Очень рад, господа, чести принять вас, господа, у себя… Гм… Каждый из нас заботится об успехе вверенных нам… Дорожим-с… Гм… Прошу помнить общие интересы корабля… Мы находимся в тесном кругу, своем родном кругу, господа… Сплоченная семья, где каждый согрет вниманием, сочувствием и дружбой. Гм… Да не будет между нами вражды, господа… Все офицеры равны. Мы воспитываем беспристрастие и корректность. Э-мм…