Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

– Я не учу их этому, почтенный. Я учу их воевать, а воевать, не доверяя друг другу, невозможно. Так что это чувство локтя само собой появляется.

– Это твое… чувство локтя… рушит единство портойев. Семья – основа основ нашего народа, а у твоих воинов эта основа рушится.

– А я с тобой не согласен, – упрямо тряхнул головой Нефрим. – Семья – высшая ценность, но она не только сплачивает, но и разделяет портойев. Семьи часто враждуют, успешно совместные дела ведут только люди внутри одной семьи. Смешай их – и они каноэ на тихой воде утопят! Весь народ портойев – как орехи на пальме: вроде и вместе, а каждая семья-орех заперлась в своей скорлупе. Нашему народу нужны и другие связи, которые будут соединять нас.

– И твое войско – такая связь? – с недоверчивой улыбкой спросил Клавдион.

– Станет ею, если хватит времени, – серьезно кивнул ангустиклавий. – Если случится беда, эти воины не кинутся поодиночке спасать каждый свою семью. Они будут защищать весь народ портойев.

Клавдион задумчиво кряхтел, а потом махнул рукой.

– Ну, ступай, коли так…Я же вижу, что ты мою вонь уже еле выносишь… Иди, говорю! – прикрикнул он на начавшего было кланяться Мехено. Однако, когда начальник башенников уже вышел из комнаты, окликнул его: – Ты хороший парень, Нефримчик… Только смотри, чтобы ребятишки твои не заменили верность семьям… на верность тебе.

Нефрим вспыхнул. Он же всё для державы делает! Зачем старик его так?! Ничего говорить, правда, не стал, лишь кивнул и вышел из дома.

Конфликт замяли. Обиженных глав семей заткнули, Корвал Принцип свою молодежь, говорят, даже выпорол. Тренировки продолжились. И стали собирать гораздо больше зрителей. Помимо силача Фелига еще не менее десятка молодых лоботрясов стали отираться возле Башни. И с напускной небрежностью смотреть, чем занимаются воины.

В начале второй луны Нефрим решил немного ослабить казарменное положение. Парни уже привыкли к порядку, можно и домой их отпускать. Воинство было поделено на три отряда по 12 человек. Каждая группа два дня усиленно тренировалась, затем два дня несла стражу. Парные посты определил на Башне, у причалов, на утесе Клавдионов, а еще три пары должны ходить по Рефигии Ультиме и следить за порядком. Пятый и шестой день давались на отдых от службы. Отдых, конечно, условный, так как в семьях сынов запрягали на работу на всю катушку. Так что многие уже рвались к Башне, где было, может, не легче, но явно интереснее.

На седьмой день все отряды собирались вместе, кроме самого важного поста на утесе. В день седьмой Нефрим учил свою молодежь воевать единым отрядом. С самого утра уводил из города в горы, в долину или на скалистый берег и давал им задания – например, захватить холм. Но не просто захватить, а двигаться плотной группой, закрывшись плетеными щитами. Портойи пока не могли обтягивать их кожей, так как на Прекрасных островах не водились достаточно большие животные. Только кайманы, но их крепкие спины пока шли на доспехи, а кожа манати* была чересчур толста и тяжела.

Много было заданий, каждую седьмицу ангустиклавий придумывал что-нибудь новое. Например, завтра, когда наступит очередной седьмой день, его войско пойдет в лес и будет воевать с чащобой и завалами. Давить щитами лианы и кустарник, не давая им разрушить единство.

А сегодня вторая группа старательно работала в парах со щитами и тренировочными палками. Инцидент с побитым Мартинуа забылся, башенники старательно потели, размахивая тяжелым оружием. Вскоре Нефрим скомандовал «Стоп!» и отправил воинство в Башню: отдыхать и обедать. Тибурон к тому времени тоже успел вернуться, подошёл к куче камней и многозначительно посмотрел на ангустиклавия. Тот усмехнулся, махнул рукой и кивнул на Башню.

Сам Нефрим отошел в тень здания и сел, привалившись спиной к теплому шершавому камню. Есть не хотелось, а жара донимала. Через пару минут рядом с ним плюхнулся Сайсад – сын Кабалуса и, соответственно, его двоюродный брат. Когда рядом не было посторонних, Сайсад позволял себе в отношении начальника вольности. Но он четко знал границы дозволенного. Вообще, для своих неполных 17 лет юный Мехено был на редкость рассудительным.

– Завтра далеко пойдём? Здорово, если бы на море! – мечтательно закатил глаза юноша.

– Нет. Завтра у нас мягкая земля; где на севере, за холмами, мангровый лес начинается.

– Фу, слякоть. Там неинтересно играть…

– Играть? – удивленно поднял брови Нефрим.

Сайсад картинно округлил глаза, потом улыбнулся и виновато поднял плечи.

– Ты не обиделся, брат? Я понимаю, для тебя это очень важно. Но это действительно всё так похоже на игру – эти наши упражнения, походы за город. Мы ходим строем, понарошку давим друг друга щитами. Портойи так не живут! Никто из взрослых не делает так. Где это всё применить? С кем нам толкаться щитами? Вот мы и думаем, что играем.

– И многие так думают?

– Я не спрашивал, Нефрим. Но, мне кажется, все.

– Вот так, значит. А ты знаешь, Сайсад, что случилось перед тем, как мне позволили создать из вас войско?

Сайсад недоуменно покачал головой.

– Ну да, ты же в нашей усадьбе был, до Рефигии далековато. Так вот, в столицу приплыло большое каноэ ферротов, на нем приплыл и я. Посол железных сказал Совету, что его народ хочет напасть на летапикцев с Папаникея. И предложил нам союз. Старый Клавдион пообещал им дать ответ через две луны. Но портойи не собираются вступать с ними в союз. Более того, мы предупредили летапикцев об этом, – Нефрим замолк, а Сайсад затаил дыхание: – Две луны уже на исходе, брат.

– И это значит…

– Значит, что это всё – не игра. Я был бы счастлив, если бы наши беззаботные годы длились и дальше. Бесконечно. Но, похоже, ЙаЙа распорядился иначе. Возможно, уже до поры хураканов война придет на север Прекрасных островов. Нападут не на нас, смерть придет в дома «детей». Но это такая война, брат, что отсидеться в стороне не получится. Надо выбирать сторону и воевать.

– Понятно, брат.

– Будь моя воля, я бы всех портойев загнал завтра в мангровый лес, а потом до потери сознания учил бы пользоваться копьем и щитом. Но не в моих это силах, не в силах Бессмертного и даже Совета. Нет в Портойе такой власти, чтобы смогла весь народ, как единое