Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

– Тибурон, ты сегодня отстраняешься от обучения – будешь таскать камни, – обратился он к виновному. – Но сначала возьмешь…

Нефрим замялся, и кто-то из молодежи подсказал: «Мартинуа».

– Возьмешь Мартинуа Кентеркания и отведешь к себе домой. Раз твоя семья нанесла увечье, пусть она и займется лечением парня.

Здоровяк хмуро кивнул, сложил у стойки оружие и, приподняв страдальца за локоть, повел его к себе. Щуплый страдалец был почти на две головы ниже своего невольного обидчика.

Нефрим проводил их довольным взглядом. Дорого достался ему этот скупой кивок послушания без споров. Когда после памятной встречи в доме у Бессмертного Клавдиона советники приняли решение направить бывшему наемнику ферротов свою молодежь, ему казалось, что самое сложное уже позади. Совет присвоил ему древний запылившийся титул – ангустиклавий, кривой Алей Перегуин вырезал красивый жезл из куска железного дерева. И думал, новоиспеченный военачальник, что ждут его теперь лишь утомительные будни тренировок и чувство глубокого удовлетворения от создания портойского войска.

Как бы не так! Сначала многие семьи заартачились и наотрез отказались отдавать своих сынов на какое-то непонятное обучение. Другие норовили подсунуть практически детвору. Древний Сервий, Корвал Принцип и дядя Нефрима использовали всё свое влияние, чтобы убедить глав семей проникнуться значимостью нового дела. Самых сопливых пацанов отсеяли, заменили парнями постарше. В итоге из 43 семей, живших на Вададли, удалось отобрать 36 сынов. В Башне оборудовали спальню и столовую, со скрипом собрали нужное оружие.

И ничего не заработало. Портойи не понимали, что такое военная жизнь. Нет, подросткам и парням нравилось играть «с оружием», но они не имели никакого представления о том, что такое воинская служба и дисциплина. Первые дни они делали только то, что хотели. Нефрим велел им приходить к Башне на рассвете, но этого не делала и половина. Они не исполняли неприятные для них приказы, не понимая, что это не просьба, а именно приказ. Черноголовый Мехено был им никто, не глава семьи, которого слушаться привычно.

И вот что делать? Ходить по домам, вытаскивать из постелей? Или как-то наказывать? Но как? Чего он мог лишить этих ребят?

Самое опасное было отдавать приказы. Если портойи не хотят что-то делать, то и не станут. А Нефрим четко осознавал: если один раз тебе не подчинятся, то потом уже крепкое воинство не построишь. И самое последнее здесь – идти и жаловаться главам семей или в Совет. Это полная гибель уважения. Поэтому уже на третий день он крепко избил двоих строптивцев. Конечно, был скандал. За одного из наказанных пришел заступаться старший брат – знаменитый в Рефигии Ультиме силач Фелиг Ремигуа. Нефрим провозился с ним долго. Но он знал, что не может не победить. Сейчас на глазах у парней решалось всё. Едва не попав в смертельные объятия Фелига, новоиспеченный ангустиклавий ударом ноги выбил воздух из груди и, не давая опомниться, заломал руку. Силач не понял, что это конец боя, изо всех сил начал было вырываться, но, когда кости захрустели, резко затих.

К чести старшего Ремигуа, тот не затаил обиду, а по достоинству оценил таланты Нефрима. Подошел к брату, влепил ему подзатыльник и прорычал: «Вот чтобы так же научился!». После драки он даже стал периодически приходить на тренировки молодежи. Сам ничего не делал – воинское дело портойи сразу оценили, как дело для сопляков-сынов, недостойное женатых мужей, – но смотрел пристально, запоминая ухватки.

Потом Нефрим придумал и наказание. Как-то всей группой они натаскали большую гору камней. И, когда в маленьком войске появлялись нарушители, их сразу же отправляли брать камни из первой кучи и складывать в другую. Нефрим иногда велел таскать известковые валунчики у пуза, иногда – за плечами, а порой приказывал перекидывать их. Молодые воины всей душой ненавидели это занятие, так что дисциплина стала укрепляться на глазах.

Примерно через луну стали заметны перемены. Воины сплотились, стали исполнительными. Ребята начали понимать, что способны на большие дела – и это раздуло их юношескую гордость. Они стали проводить время вместе и вне занятий. Конечно, рано или поздно это вылезало наружу неприятностями. На вечорочных гуляниях на Лысой горке, где на закате часто устраивали песни и пляски, куда строжайше не пускали детвору, а взрослые, достигнув определенной поры, сами переставали ходить, случилась крепкая драка. Началось всё по мелочи, но весельчаки зацепили одного из воинов, что заметили его собратья по оружию и тут же пришли на помощь. В итоге десятку башенников (как на Вададли уже успели прозвать юных обитателей Башни) пришлось выстоять против молодежи сразу четырёх семей. И они так крепко выстояли, что про конфликт узнали главы семейств и даже до Совета дошло.

А Нефрима пригласили к старому Клавдиону.

– Знаешь, зачем позвали? – хмуро спросил дед, буравя недобрым взглядом. От него странно пахло. Видимо, его старательно обмыли ароматным отваром, но этот запах мучительно боролся с чем-то отвратно гнилостным и победить не мог.

– Догадываюсь, Сервий. Из-за драки на Лысой горе.

– И что скажешь? – старик был очень сумрачен.

– А что сказать, советник? – Нефрим попытался усмехнуться. – Дело молодое. На вечорах постоянно молодежь дерется. В мои годы и поболее драки бывали…

– Ты мне не юли здесь! – рявкнул Бессмертный и тяжко закашлялся да так, что, видимо, обделался, ибо к аромату, исходящему от него, добавились новые запахи.

– Думаешь, я не вижу? – вновь продолжил он после паузы. – Нефримчик, ты ведь уже раскаивался, что дураком старым меня считаешь… Да, я полудохлая развалина, сру под себя… Но я не дурак! Впервые на таких драках дрались не семьями… Против Сервитов, Принципов, Пубулиев и Гаурисов дрались не другие семьи, а просто несколько подростков из разных семей. Твоих людей, Нефримчик. И более того, один из Пубулиев, что служит у тебя, встал против своей семьи!

– Прошу прощения, Сервий! – возмутился Мехено. – Не против семьи, а против нескольких балбесов, которые стали бить боевого товарища! И здесь есть разница!

– Есть, – кивнул старик устало. – Но он поднял руку на своих братьев. И остальные дрались не за родичей. Ты понимаешь, к чему я клоню, парень?... Ты… Ты их ЭТОМУ учишь?

Мехено понимал и очень надеялся, что, никто кроме него, до этих мыслей в