Война - Всеволод Витальевич Вишневский

§ 8. За оставление работ до прихода смены, за выход без разрешения, за неотметку, за нахождение в мастерской, после смены и за неподчинение мастеру накладывается штраф в размере тройной часовой оплаты.

§ 9. Недоработанные часы — пропуск по болезни — отрабатываются по нормальной плате.

§ 10. За выполнение работ с опозданием против указанных норм рабочие переводятся в низшие разряды и при повторении увольняются.

§ И. Заработная плата выдается только в рублях; оставшиеся копейки присчитываются к следующим выдачам, причем заявления о неправильности расчетов принимаются лишь в течение трех дней, после чего расчет считается правильным и никаких уплат за прежнее время не производится.

§ 12. Больные обязаны накануне испрашивать особое разрешение на явку в больницу и представлять его в контору.

Люди ждали…

Артельщики с кожаными сумками и мешками, наконец, приехали. Толпа колыхнулась. Конторщики и кассиры приступили к выплате, пропуская каждый по шестьдесят человек в час. Рабочим не дозволялось спрашивать, спорить, жаловаться. Некоторые задавали вопросы и получали отрывистые ответы, отсылавшие их к другим инстанциям.

Василий, послюнив пальцы, пересчитал получку — двадцать семь с полтиной за месяц — всего! Хотел спросить, но его оттерли:

— Не задерживай!

Парень был возмущен и убит:

— Эх, наградные огреб! Напоследок… Ведь призываюсь я…

После долгих переговоров и категорических требований токари по металлу получили прибавку.

Об этом им было сообщено с праздничным оттенком, и в ответ послышались ожидаемые:

— Покорнейше благодарим.

Один из токарей, значительно улыбнувшись, сказал: — Так-то оно лучше, без шума быстрее дело делается. Смысл этой фразы был таков: экономический нажим дает свои результаты, а политическая стачка, кроме локаута, арестов и неприятностей, не дала бы ничего. Меньшевистский яд этих слов сбивал многих, не разбиравшихся в сложных расчетах Языгова, согласившегося на прибавку. На людей действовал непосредственный факт: прибавка — в руках были лишние деньги. Не вникая в фактический смысл прибавки, они не рассматривали ее с единственно правильной точки зрения, а именно — с точки зрения разницы между ничтожным ростом оплаты их труда и ростом дивидендов Языгова.

Дивиденды господина Языгова росли. Выделив прибавку одной части рабочих, владелец выиграл, внеся элемент зависти и подхлестнув к повышению производительности остальных.

«Да и самый факт возможности этой незначительной прибавки мирным путем, — говорил Языгов, — поможет на некоторое время оттянуть стачки, волнения, особенно учитывая то, что на заводе с некоторых пор, с моего благословения, работает с десяток меньшевиков. Пусть нам помогают».

Господа Языговы начинали кое в чем разбираться!

В конторе ругался седой мастеровой.

— Это за что штраф? Прибавка у меня боком? У-у, стервецы, в закон ваш…

— В церковь ходишь, хоругви носишь, а закон ругаешь? Нехорошо, отец.

— Самсона стригли, он слабел, а нас стригут — сильнеть надо. Прорывайся! Требуй!

— Товарищи, не продавай совесть за прибавку! Требуй неурезанно!

— Ну, ты! Поехал, сосал-макал!

— Социал, безусловно. Мы кланяться не будем. Своего добьемся.

— Расчет схватите.

— Мы уж пуганые.

Около социал-демократа (большевика) собрались рабочие, слушали.

— Разворотить им лавочку…

Подоспевший околодочный, придерживая шашку жестом, перенятым у офицеров, укоризненно произнес:

— Что, господа, опять безобразить хотите? Похороны, видать, забыли?

Василий не уходил. Он еще на что-то надеялся и все продолжал пересчитывать свою получку.

— Да как же так?.. За целый месяц двадцать семь с полтиной? Хозяину за угол — пять, харч — пятнадцать, одёжа-обужа, табак, баня… Не выйдет… Хозяину за угол пять, харч пятнадцать… Так — выходит двадцать… Сколько же это остается?.. Семь, семь… Семь с полтиной. А сапоги взять! Ну, на Александровском — трояк, а то и более клади. А не брать — ходи в штиблетах, а в них не погуляешь. А тут призывают… Без проводов нельзя — что ж я хуже всех?.. Хозяину — пять, харч — пятнадцать, сапоги, скажем, три, рубаха и шапка новые — полтора… Долги три… Как же быть-то?

— Что стоишь, как столб?

Парня отодвинули в сторону.

В глазах Василия можно было прочесть все его торопливые, горячие, гневные, обличительные, уничтожающие мысли и чувства. Но не было у Василия слов, которые надо было сказать. Пригвоздить ими виновных, и тогда все стало бы правильнее, лучше, — так казалось Василию. Смысл этих слов должен был быть, не мог не быть, неопровержимым и значительным… Надо было только суметь поймать, найти эти слова… Где-то они рядом, вот-вот, тут… Василию кажется, что слова пойманы… Оставалось лишь выкрикнуть их так, чтобы вылетели стекла, швырнуть в лицо владельцу свой гнев, всю горечь своей обиды… Оставалось… Но нужных слов не было…

Все сковывало и устрашало. Комната, где стояли рабочие, ожидая платы, в каждой мелочи своей была чужой и угрожающей. Запах, окраска, назначение вещей — все было враждебным. Перила не пускали и ограждали. Двери не пускали и ограждали. Надписи останавливали. Стрелки и указательные знаки на стенах — черные указующие персты — повелевали. Строгие, чужие люди, казалось, никого не замечали.

Василий вновь и вновь вспоминал прочитанное им на листке, подброшенном в цех: «Существует такое слово: «благородство». Его захватили себе дворяне. На их языке это значит — «хорошо рожденный», хотя, как известно, все рождаются одним и тем же путем…» Вот они сидят… Вот они «благородные» сидят…

«Благо. Что есть благо? Всякое благо рождается трудом людей. Значит действительно благородными являются люди труда, производящие блага жизни».

Прочитанное врезалось в память, в мозг, в душу. Значит, что-то на этом свете не так… Но все трудные, горькие мысли Василия выразились лишь тремя словами:

— Обсчитывают! Что ж это?

Околодочный, как бы сочувствуя, посоветовал:

— Если против закона поступлено, ищите. Закон — это, господа, первое, первое…

Выдачу денег прервали.

Особо доверенные служащие оформляли (для отправки на дом в конвертах) жалованье членам правления, высшему техническому персоналу и взятки лицам, готовым защищать интересы предприятия при малейшей в том надобности. В ведомостях по графам заносилось: «квартирные», «разъездные», «консультация», «стипендия» — каковые термины облагораживали отсылаемые взятки.

Во дворе столпились не получившие денег рабочие. Их сдерживали городовые, не пускали в контору. В толпе стояла женщина с измученным серым лицом… Она, не мигая, смотрела на городовых, потом рванулась вперед.

— Пропустите, дяденьки! Дети у меня голодные… Ждут…

Городовой грубо оттолкнул ее. Женщина сделала какое-то безнадежно-печальное движение рукой и вдруг, неожиданно для самой себя, плюнула в лицо городовому…

Городовой схватил ее за жидкий пучок волос, собранный несколькими шпильками на затылке… Голова женщины дернулась назад, глаза закатились. Городовой поволок женщину к выходу. Отскочили пуговицы кофточки… Грязный шнурок, на котором висел нательный крестики крошечный медный образок с