Агнес - Хавьер Пенья

на самом-то деле Бог, погруженный в великие деяния, и ведать не ведал о том, что в мире существуют столь тупые люди. О, бедняжка святая Инес, которую в двенадцать лет приволокли в публичный дом, а потом перерезали ей горло из-за ее стремления сохранить девственность и отстоять существование Господа! Знаешь эту историю? Бедная несчастная Агнесса Римская предпочла мученическую смерть, но не позволила шефу мять себе задницу, хота он использовал для этого даже не все пальцы! Такова твоя роль в этой истории? Ты святая Инес? Ты невинная безгрешная Агнесса Римская? Твое имя — это совпадение или псевдоним, взятый, дабы подвергнуть меня испытанию? Я давно уже задаюсь вопросом, что, интересно, думает Бог о мучениках, отдавших свою жизнь во имя Его, хотя Он об этом их ничуть не просил, и что, интересно, подумали бы мученики в тот самый момент, когда они вдруг обнаружили бы, что Его не существует, что он — громадный Икс, такой Икс, который невозможно найти. Скажи мне, Агнес, что было бы, если б твой шеф оказался прав и выяснилось бы, что ты переписываешься с неким Иксом, которого невозможно найти?»

«Вы равняете себя с Богом?» — отвечаю я.

«Я равняю себя с Иксом».

«Произошло следующее, — продолжаю я, игнорируя эту перепалку. — Вернувшись домой, я решила вам написать, — сказала я ему. — Добрый день, меня зовут Агнес Романи, я журналистка и собираюсь стать вашим биографом, на что вы мне ответили: знаешь, где-то в Китае прямо посреди автобана стоит дом, ну и так далее, и тогда я приняла „Эспидифен", а потом воспрянула духом, поняв, что вы реальны, потому что, если позволите, ответ показался мне настолько глупым, что мог быть только реальным. Мало что может сравниться в своей реальности с глупостью».

Я все еще лежу на диване, когда монетки наконец прекращают со звоном падать в копилку. Свет выключен; телевизор светится; отопление выключено — нужно сокращать расходы; боль в теле светится. Уже десятый час, передают новости. Речь идет о каком-то новом вирусе, который появился в Китае. После новости о нем я слышу: «…И новость из мира культуры, ставшая новостью дня, — писатель Луис Форет завершает творческую деятельность. На краткой пресс-конференции испанский издатель Форета заявил, что широко известный литератор работает над своей последней книгой, которой он намерен завершить свою деятельность… Тем не менее для почитателей Форета есть и хорошая новость. Издатель уверяет, что в том случае, если не возникнет каких-то непредвиденных обстоятельств, новая книга автора выйдет в свет в следующем году, причем станет последней. Такую цель поставил перед собой писатель. Нам мало что известно об этом новом творении, кроме того, что это будет художественное произведение на автобиографической основе…»

Когда удается наконец закрыть рот — а это непросто, — черствая горбушка во рту рассыпается крошками оскорблений в мой адрес. В первую очередь с использованием консонантной рифмы: тормоз, олигофреничка, ненормальная, бездарность, дура дурой, пропойца. Также белым стихом: ума палата, прохиндейка, каждой бочке затычка, проныра, всезнайка, руки-крюки, поломойка, звезд с неба не хватает, алкоголичка, идиотка, бездарь, бездарь.

Ему хватило двух часов, включая пресс-конференцию, чтобы объявить о книге, которую предположительно должна написать я. И что, он намерен присвоить себе все заслуги?

Агнес, ну и в какое дерьмо ты вляпалась?

2. История Кэти Джойс

Где-то между Вероной и Миланом (Италия), февраль 2002 года

По словам Форета, в целях проникновения в его биографию второй из ее эпизодов призван остановить мгновение, растянуть несколько секунд его первого медового месяца, имевшего место за девять лет до истории с Шахрияр в Греции. Он настаивает на абсурдности требования строго следовать хронологии и вываливает на меня несколько снисходительную филиппику на тему «пространство — время» и утверждает, что художественное повествование гораздо лучше человеческой жизни вписывается во вселенную. По словам Форета, истина действует так же, как элементарные частицы: она присутствует повсюду и всегда, останавливаясь, кажется, только в тот момент, когда кто-то обратит на нее взор. Он говорит, что создание биографии — это способ зафиксировать истину в девяти-десяти рассказах. Как только он заговаривает о коте Шрёдингера, я останавливаю его вопросом, не собирается ли он одарять меня философским введением к каждой главе, и говорю, что ежели ему так хочется, то окей, хронологического порядка не будет, но, ради бога, пора перейти к сути дела. Тогда он говорит, что вся суть дела — в этом рассказе, что здесь вся суть уместилась всего в несколько секунд, тех секунд, за которые он принимает решение не предупреждать Кэти о том, что прямо на нее едет грузовик. Никогда раньше не приходило ему в голову такой мысли. Кэти сидит на корточках, спиной к дороге, и ничего вокруг не замечает, глядя на спущенное колесо; она слушает музыку, музыка гремит из плеера, прикрепленного к поясу ее спортивных штанов. Грузовик от нее — в восьмидесяти метрах. Ночь наступила внезапно, как бывает в первые месяцы гада: будто черный занавес упал. Раньше, чем он успевает осознать, поле зрения резко сокращается, и вот он видит уже только приближающиеся фары и огни маленького городка, откуда он только что позвонил в службу спасения. Кэти, которая сидит на корточках, бессмысленно глядя на спущенное колесо, — всего лишь темное пятнышко на горизонте, плевок на асфальте, и водитель грузовика не заметит его, пока не станет слишком поздно.

— Вот черт, не может быть! — вырвалось у Кэти, когда она чиркнула колесом по ограждению кольцевой развязки.

Колесо спустило, это факт. Порой бывает, что несколько километров не замечаешь, что проколол колесо, но сейчас они сообразили, что случилось, не отъехав и метра: раздался звук удара и что-то вроде небольшого взрыва, будто шарик лопнул, а потом — свист покидавшего темницу воздуха. Затем машина слегка накренилась, ее перекосило на сторону водителя, то есть на сторону Кэти: машину от Вероны до Милана вела она, но сейчас плохо понимала, что делать.

— Разумеется, может, — раздраженно ответил человек, которому предстояло стать Луисом Форетом, — ты не умеешь ездить по кольцу.

— Ох, заткнись! Сперва права получи, а уж потом я прослушаю твои лекции о кольцах.

— Я вообще собирался в Нью-Йорк. Меня здесь вообще не должно быть.

По словам Форета, «здесь» означало «посреди шоссе в долине По», но равным образом — «в Италии» и, главное, рядом с ней. В данный момент именно это он и хотел сказать в первую очередь.

— Поворачивай руль, — посоветовал он, несколько успокоившись. — Встань на обочине: с таким колесом