Война - Всеволод Витальевич Вишневский

рабочая партия (большевиков). Гневные, гениальные слова Ленина передавались рабочими из уст в уста, читались ими на страницах большевистской газеты «Правда». Новые раскрывшиеся перспективы воодушевляли рабочих, и тут происходили явления, опрокидывавшие нормы, доселе известные науке. С точки зрения физиологии, рабочие в массе были предельно истощены работой по десять, двенадцать, четырнадцать, а в некоторых отраслях и по пятнадцать — шестнадцать часов в сутки. Находить в себе силы для борьбы, требовавшей добавочного крайнего напряжения, могло казаться немыслимым. Но беспримерное движение, питаемое самыми значительными и высокими целями в мировой истории, попирало обычные нормы. Истощенные люди шли на борьбу во имя наконец найденных, подлинных и осуществимых идеалов человечества, шли на борьбу за коллектив, за класс. Они развивали эту борьбу с необычайной энергией, постепенно расшатывая, казавшиеся незыблемыми, законы и порядки.

В связи с этим за заводскими заборами, оградами, проволочными сетями, решетками, коваными железными воротами, за стенами — «надзирала и бдела» заводская полиция и заводская охрана… Люди работали, вынуждены были работать, под надзором полиции, охранки и частных шпионов…

***

Старичок, из отставных, просунул носик в цех, сощурился и, подобрав полы сюртука, шагнул вперед, к мастеру.

— Здравья желаю, Прохор Андреевич.

Старичок поздоровался с мастером по-воински, а потом за ручку, и попроще, отечески кивнул рабочим. Те, снимая шапки, кланялись.

— Почет.

— Почтенье.

— Аристарху Матвеичу…

Старичку не поклонишься — беду сделает. Рабочие знали, что старичок следит за цехами, за отхожими местами: чтобы не засиживались, не курили, не болтали зря, чтоб листков и «Правду» не подбрасывали.

По должности старичок должен был интересоваться всем: не шабашат ли ранее гудка, нет ли где распития вина или иных неуказанных деяний. Во время обхода он должен был убедиться, что заводу не грозит опасность пожара из-за брошенной тлеющей спички или окурка, самовозгорания угля, прямого замыкания проводов и т. п. Все недочеты должны были им заноситься в журнал, с доведением до сведения владельца. Далее он должен был выяснить, все ли огнетушители находятся в порядке на своих местах, а также находятся ли на своих местах пожарные рукава. Зимой он должен был следить за тем, чтобы во всех нетопленых помещениях был выключен водопровод и спущена вода. Но все это делалось для отвода глаз. На самом деле Аристарх Матвеевич был надзирателем над надзирателями, сторожем над сторожами, главным осведомителем Языгова.

Старичок побеседовал с мастером о том о сем — о здравии, погоде, прочитанном и наблюденном. Мастер с огорчением сообщил, что недосчитались большого количества болтов.

Эти беседы доставляли как бы питание для положенных рапортов владельцу, и, поскольку была суббота, рапорт уже надлежало представить. Беседуя, старичок мысленно нанизывал строки рапорта, писавшегося всегда рыжеватыми чернилами, посыпаемого песком, ибо клякс-папиров старичок не признавал:

«Его Высокоблагородию: имею честь донести, что в рассуждении состояния мастеровых литейной за истекшую неделю можно сказать, что оно достаточно, и оные ведут себя тихо, и даже приметил роскошь. Так, у мастерового Василия Белова замечено кольцо, чего ранее не было. О нравственности начальство имеет попечение, но молодые уклоняются. Однако их умеренное число и им предстоит военная служба. Мастер попрежнему является добронравным и отличается поведеньем, искусством и усердием, с каковыми делает казенные заказы. Отхожее побелили, на что израсходовал сумму, каковая в прилагаемом счете приведена, ибо на стенах этого помещения были начертаны возмущающие слова. В одном из подсобных помещений был наклеен лист с подписью «РСДРП(б)», мною изъятый (прилагаю его при сем) с некоторым повреждением ввиду крепости употребленного неизвестными клея».

Старичок огорченно покачал головой: «Маловато», — и тут же обрадовался, вспомнив о пропавших болтах. Аристарх Матвеевич, дыша в платочек, внимательнейше присматривался к каждому из проходивших рабочих и, наконец, подозвал к себе молодого парня, недавно поступившего на завод.

— Строгин, тебе сколько болтов дано было?

— Двести.

— Так. А почему недочет?

— Как недочет?

— Так недочет. Поди, друг ситный, да поищи, а то…

В цехе не оказалось недостающих болтов. Причины их пропажи неизвестны: болты либо попали в стружку, в обрезки, в лом, либо отнесены в другой цех. Строгин сообщает старичку:

— Нет. Не найти.

— Гм… Не найти? Сегодня у тебя не найти, завтра у другого. Глядишь, и у завода нехватка будет.

— Сделайте вычет.

— А ты меня не учи. Я — человек ученый. Зачем я тебя обижать буду? Ты мне болты верни и получку получай сполна. А не вернешь, иди на все четыре стороны, сокол… И пометку тебе сделаю: «За воровство».

— Я…

— А ты помолчи.

Строгин остается один. Вор. Вор. Вор! «А ты помолчи…» Расчет. Волчий билет, безработица.

Строгин понимает: он ни за что ни про что приговорен к голодной смерти. Строгин просит позволенья остаться в ночную смену. Он поищет, он постарается… Аристарх Матвеевич разрешает.

Утром охрана и полиция обшаривают труп. Аристарх Матвеевич привычно прощупывает подкладку пиджака, перебирает горсточку найденных в карманах вещей: шесть гривен мелочью, карандашик, немножко карманной пыли, состоящей из хлебных крошек, остатков махорки, комочков свалявшейся и истертой материи, и клочок белой бумажки, на которой наспех нацарапано несколько слов.

— Экая скотина. Нашел где повеситься.

Пальцы старикашки теребят застывшие веки, пытаясь закрыть мертвые глаза, но веки не поддаются. Старичок ищет в своей книжечке, где по алфавиту записаны все рабочие..

— Строгин — он из тихих.

— Удивили, папаша. Громкие — они не вешаются. Они сами до чужой глотки добираются. Веревку, папаша, вы оставьте. Вам достатка хватает, а мы люди бедные.

— Торговать веревочкой будете?

— Как бог даст.

По двору уже шли в цех рабочие. Старичок, городовой и охранник не успели унести покойника и быстро подались в сторону.

Увидев распростертое тело, мастеровые бросились к товарищу. Старикашка стоял, сняв шапку, иногда всхлипывал, крестился и бормотал:

— Сыночек… Прямо, как живой… У меня такой был. Тоже пропал. Владыко, один ты, боже, знаешь горе и грехи человечьи. Девушку он любил. Любовь его засушила. Это бывает. Бабы, они такие…

Старичок говорил тихо, потрясенно.

— А что при нем было?

— Шесть гривен оставил покойник.

— Капита-ал!

Рабочие вздыхали:

— Эх, дура-парень, из-за бабы.

— Куда его теперь? В участок?

— А что при нем было все-таки? Кто его нашел?

Старичок глядел на покойника, не отвечая, пока его не дернул кто-то за плечо.

— Выкладывай его имущество!

Старичок метнулся, поглядев на городового и охранника. Те посмотрели на толпу и отвели взгляд от старичка. Старичка еще раз толкнули. Сказывалось вечное недоверие, питаемое ненавистью. Покойника мало кто знал, парень он был молодой, из другого цеха, но что-то в горести надзирателя вызывало подозрения. Личность эта была рабочим хорошо