Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

изучал эти результаты по поручению послевоенной Международной комиссии по реконструкции и развитию пенитенциарной системы (International Commission for Penal Reconstruction and Development), он отмечал, насколько по-разному проблема решалась в Англии и США, с одной стороны, и в Германии – с другой[287]. Воинские уставы Англии предписывали полное повиновение приказам, но в национальных правовых системах можно было найти различные способы, как ослабить для повинующихся приказам солдат наказания, к которым приводило выполнение этих приказов. «Германский кодекс военного уголовного права… предписывал солдату выполнять все приказы, не опасаясь юридических последствий, но добавлял, что это не относится к приказам, о которых солдат точно знает, что их целью является совершение преступления».

В определенной степени следствием меморандума Лаутерпахта стали изменения, внесенные в 1944 г. в британский и американский военные уставы, и введение в уставы международных военных трибуналов следующей статьи: «Тот факт, что подсудимый действовал по распоряжению правительства или приказу начальника, не освобождает его от ответственности, но может рассматриваться как довод для смягчения наказания, если трибунал признает, что этого требуют интересы правосудия». Правосудие, как выяснилось, потребовало сочувственного отношения к аргументу защиты, ссылающемуся на «приказ вышестоящего начальника», когда такой приказ выполнялся подчиненными низшего ранга, за исключением самых зверских случаев, но тот же самый аргумент с негодованием отвергался, когда речь шла об офицерах и должностных лицах высшего эшелона. «Эти люди, – сказал главный обвинитель США о подсудимых самого высшего ранга в своей заключительной речи в Нюрнберге, – уничтожили в Германии свободную систему правления, а теперь умоляют, чтобы их избавили от ответственности, потому, что они стали рабами. Это похоже на рассказ о том мальчике, который убил отца и мать, а потом просил о снисхождении, потому, что он сирота»[288]. Этот великолепный обвинительный аргумент неявным образом отвергал как лживое традиционное утверждение германской офицерской касты о том, что она «далека от политики». Но то, что некто был «просто солдатом», не оправдывало и тех, кто находился на высоких ступенях иерархии, транслирующей приказы сверху вниз: «Ни от одного солдата не может требоваться участие в совершении преступлений, подобных этим, – говорилось в приговоре Международного военного трибунала в разделе, посвященном генералу Йодлю, – и он сейчас не может прикрываться мифическим требованием солдатского повиновения при всех условиях»[289]. Ни один другой элемент Нюрнбергского корпуса права не был более последовательно привержен отстаиванию принципа индивидуальной ответственности. Этот принцип был сформулирован в заявлении Комиссии по международному праву ООН о нюрнбергских принципах следующим образом: «Тот факт, что какое-либо лицо действовало, выполняя приказ своего правительства или вышестоящего должностного лица, не освобождает его от ответственности в рамках международного права, если моральный выбор был действительно для него возможен».

Ответственность командования по вполне очевидным причинам объединяется с ответственностью за выполнение приказов вышестоящего начальника. Если подчиненные военнослужащие могут быть привлечены к суду за выполнение незаконных или варварских приказов, разве логика и справедливость не требует привлечения к суду их начальников за совершение того же самого? Международный военный трибунал и другие крупные процессы над военными преступниками должным образом придерживались и логики, и справедливости. Генералы и фельдмаршалы, отдававшие беззаконные приказы, были точно так же привлечены к суду, как и сержанты и рядовые солдаты, которые на самом деле выполняли грязную работу и наказание которым нередко смягчалось на том основании, что, поскольку они находились в самом низу иерархии подчиненности, они были лишены «возможности морального выбора» в момент отдачи приказа[290]. Те люди, которые находились наверху служебной иерархии, заявляли, что у них также не было «морального выбора», но, как показано выше, Международный военный трибунал отказался им поверить. Командиры должны нести полную ответственность за отданные ими приказы. Но как быть с тем, что происходило в их сфере ответственности, но без их четко выраженного приказа?

Это отдельный аспект ответственности командования, который играл незначительную роль в Европе, но заметную в Азии и продолжает играть до настоящего времени. Причины этого контраста между разными частями континента весьма поучительны. Вооруженные силы Германии, европейские по самым строгим меркам, были самыми дисциплинированными в мире и наиболее эффективно управлялись: то, что приказано, будет сделано, и мало что будет сделано, если на то не было приказа. Более того, германская культура в этом смысле не слишком отличалась от культуры противников Германии, если не считать те области, которые поразил вирус нацизма[291]. На тихоокеанском театре войны ситуация была совершенно иной. На самом деле японские вооруженные силы были очень дисциплинированными, но управление ими, по европейским понятиям, находилось в зачаточном состоянии и расстояния, на которых оно осуществлялось, были настолько большими, что коммуникации были ненадежными. При этом, по-видимому, отсутствовала какая бы то ни было культурная близость между большинством японских солдат и теми противниками, с которыми они могли столкнуться. Следствием стало то, что военные и «обычные» преступления, совершаемые японскими и корейскими военнослужащими, хотя зачастую и совершались по приказу вышестоящих командиров, могли столь же часто быть спонтанными и самочинными. Таким образом, возникал вопрос: были ли командиры, чьи подчиненные совершали все это, виновны в том, что не обучили их должным образом, а также в том, что не приказали им не совершать зверств?

Эта отдельная часть доктрины ответственности командования впервые приобрела звучание во всей полноте во время процесса в Маниле над генералом Ямаситой, командовавшего войсками, которые в условиях распадающейся системы управления ими – или номинального управления ими, если принять другую точку зрения, – совершали страшные зверства в отношении населения Филиппин в месяцы, предшествовавшие капитуляции Японии. Не было представлено никаких доказательств, что Ямасита приказывал совершать эти деяния, и он утверждал на суде, что если бы он знал о них, то остановил бы своих людей и наказал бы виновников. Однако суд счел, что он должен был знать обо всем этом и что он виновен в том, что не смог принять меры, чтобы остановить своих подчиненных. Сомнения в отношении законности суда (американского военного суда, учрежденного генералом Макартуром) и справедливости судебного процесса были достаточно весомыми, чтобы были поданы апелляции в верховные суды Филиппин и США, но сам принцип играл настолько важную роль в обвинительном акте Международного военного трибунала в Токио, что почти немедленно приобрел такую же значимость, как и принцип ответственности за исполнение приказа вышестоящего начальника. Один из тех нескольких судей, которые в конечном итоге стали признанными авторитетами в международном праве, отмечал, что девятнадцать человек из числа обвиняемых были преданы суду по причине того, что, «будучи в силу выполняемых ими функций ответственными за соблюдение [законов и обычаев войны, они] намеренно