Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

разрешит споры? Эти вопросы не были глупыми и они не обязательно имели негуманитарные мотивы. МККК, продвигая это революционное расширение права, и Международное движение Красного Креста на своей Стокгольмской конференции недостаточно продумали его политические и практические аспекты, которые теперь последовательно приковывали внимание разных подкомитетов. Их труды, а также всеобщая обеспокоенность теперь разрешились в катарсисе, когда французская делегация радикально упростила вопрос, предложив вместо столь громоздкого и неуместного применения всех целиком конвенций простое применение одной-единственной статьи, заключающей в себе всю их гуманитарную суть. Какие бы трудности ни были впоследствии обнаружены в толковании и применении этой статьи, теперь уже никто не опасался того, что они возникнут. В то же время для правительств стало практически невозможным отказаться соблюдать перечисленные в ней права человека по отношению к некомбатантам и тем, кто стал hors de combat. Слова «права человека» не были использованы, но именно они подразумеваются в этой статье.

Единственное квазиреспектабельное основание для возражения против столь образцовых положений могло состоять в том, что их присутствие в этих конвенциях оскорбительно для суверенитета независимых государств: «право делать что угодно по своему усмотрению, руководствуясь собственными мотивами» и т. д. Только один делегат настаивал на этой точке зрения и придавал ей большое значение – генерал Оун из Бирмы (Мьянмы), однако когда дело дошло до окончательного голосования, к нему присоединились еще одиннадцать делегатов (34: 12: 1)[269]. Поскольку голосование было тайным, на основе одних лишь опубликованных материалов невозможно установить, кто были эти люди и почему они так проголосовали. Возможно, некоторые из них проголосовали против, потому, что предпочитали первоначальное предложение и отвергали то, которое было поставлено на голосование, поскольку оно шло недостаточно далеко[270]. Однако бирманский делегат не стеснялся раскрыть свои мотивы. То, что он сообщил о них, как и его весьма показательная критика статьи в целом, вполне заслуживает того, чтобы остановиться на них поподробнее, поскольку это был первый случай, имеющий в силу этого исключительную важность, когда громко прозвучала тема, которая с каждым последующим годом звучала все чаще и становилась все слышнее.

Генерал Оун представл себя выразителем позиции «азиатских стран» и в таком качестве, по-видимому, и воспринимался[271]. Его страна только что вновь обрела независимость, так же как Индия, Пакистан и Цейлон (Шри Ланка), в ходе первого этапа сбрасывания Великобританией своего имперского бремени. Индия и Пакистан (вместе со Шри Ланкой, которая не была представлена на конференции) оставались в рамках Британского Содружества. Бирма сразу обозначила свою политическую линию, не присоединившись к Содружеству. Та линия поведения, которую принял ее делегат в отношении общей статьи 3, выражала собой политику, которая вскоре стала отличительной чертой новых независимых государств в слаборазвитых частях мира. Генерал утверждал, что данная статья одновременно и опасна, и оскорбительна для стран, подобных его родине. Она опасна, поскольку неизбежно будет «разжигать и поощрять восстания» и замедлять их подавление, вопреки всем опровержениям, которые могут быть приведены оптимистами и лицемерами. Более крупные и старые государства, сказал он, предприняли огромные усилия, чтобы исключить из конвенций все положения, содержащие признание прав человека, которые могли бы угрожать безопасности этих государств во время международных войн. С какой стати, задавал он вопрос, безопасность меньших и более молодых государств должна ставиться под угрозу во время внутренних войн? Ни одному правительству, тем более правительству нового независимого государства, не нужно, чтобы «его собственному правовому механизму, обеспечивающему безопасность населения и процветание государства» создавались ничем не оправданные помехи[272].

Но следовало рассмотреть и более ранний этап насилия или потенциального насилия. Генерал Оун продолжил: «Некоторые из вас, в особенности делегаты от колониальных держав, проявили замечательную широту взглядов, поддержав эту статью, хотя она будет поощрять колониальные войны. Мы, малые нации, естественно испытываем большой энтузиазм по поводу колониальных войн, мы хотели бы содействовать им, но… есть все основания надеяться… что в наш просвещенный век остальные покоренные страны мира также получат независимость таким способом, что при этом не будет пролита ни одна капля крови. Поэтому если вы примете эту статью, то она принесет пользу лишь тем, кто жаждет грабежей, мародерства, захвата политической власти недемократическими средствами, а также тем чужеземным идеологиям, которые стремятся достичь большего распространения путем подстрекательства населения других стран».

У него была еще одна претензия к «колониальным державам», которую он не преминул предъявить им, как только о них зашла речь. Он заявил, что если они действительно так настаивают на этой статье, то их подход оскорбителен, поскольку он является навязчивым и в то же время высокомерно-снисходительным. Генерал выразил это следующими словами, которые, к сожалению, по прошествии сорока лет для гуманитарного уха звучат неискренне: «Я не понимаю, с какой стати иностранные правительства могли бы захотеть прийти к нам и защищать наших людей. Внутренние дела не могут управляться международным правом или конвенциями… Ни одно правительство независимой страны не захочет быть и не будет негуманным или жестоким в своих действиях против собственных граждан… Если мы говорим о гуманном обращении с лицами, которые не принимают участия в военных действиях, то определенно нет никой необходимости ни в каком ином обращении с лицами, не принимающими участия в боевых действиях, кроме гуманного. В нашей стране мы оказываем таким людям всяческую поддержку и даже вознаграждаем их»[273].

Его возражения против вмешательства не ограничивались государствами. Они распространялись и на сам МККК, которому то самое ключевое, третье с конца предложение общей статьи 3 давало карт-бланш на то, чтобы «предлагать свои услуги». Явно преувеличивая масштаб полномочий, которые МККК или иная подобная «беспристрастная гуманитарная организация» может получить благодаря этому разрешению, и недооценивая ту степень такта, которую МККК стал бы проявлять при его использовании, генерал заявил, что такое неправительственное вмешательство является не менее оскорбительным и дестабилизирующим, чем вмешательство со стороны правительств: «Допущение внешнего вмешательства, даже если оно исходит от гуманитарной организации, может только запутать все дело, породить дальнейшие недоразумения, продлить конфликт и даже вовлечь государство в крупномасштабный международный спор. Я снова взываю к вашему чувству справедливости, к заявлению, содержащемуся в Уставе ООН, что вы не будете вмешиваться в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства, и не будете осложнять ситуацию, особенно когда она по своему существу носит внутренний характер»[274].

Все, что можно было привести в качестве обоснованной критики общей статьи 3, и даже более того, было высказано делегатом от Бирмы. Кроме того, он проницательно предвидел многие трудности, с которыми пришлось столкнуться при ее применении. При рассмотрении того, сколь много