Ловушки защиты и обвинения. Тактическое руководство по уголовному процессу - Александр Алексеевич Мельчаев

изначально более сильных или более слабых доказательств. Все доказательства оцениваются судом путём их мудрой и всесторонней оценки. Поэтому тот факт, что в деле есть показания досудебщика, никак суд не ограничивают – он вполне может сказать «не верю» и оправдать подсудимого. То, что так в реальности никогда не происходит, так это вопрос не к Конституционному Суду (как всегда).

Для адвоката каких-то уникальных способов противодействия показаниям досудебщика нет. Это просто более сильные свидетельские показания со всеми их особенностями (обязанность указать источник осведомлённости, недопустимость использования слухов и сплетен). Более сильные – это опять-таки фактически, а не официально (сложно представить, чтобы суд в приговоре написал, что воспринимает показания досудебщика критически, тогда как с обычными свидетелями такое возможно).

Досудебщик взял слова обратно

А что будет, если досудебщик в судебном заседании вдруг передумал и заявил, что он оговаривает подсудимого?

Мы уже поняли, что досудебщик – это почти обычный свидетель, только хуже. Из гангстерских фильмов мы знаем, что если свидетели в суде меняют показания, то у них там почему-то разваливается всё дело и всех бандитов отпускают прямо в зале суда… Но это там, в кино, а у нас в реальности будет совершенно стандартная ситуация – если свидетель «сдал назад», то оглашаются его показания, данные следователю под протокол допроса, и им, этим показаниям, отдаётся предпочтение. То же самое произойдёт и с досудебщиком – огласят его показания, ну и в качестве бонуса ему отменят досудебное соглашение, что никак на доказательственную силу уже зафиксированных первоначально показаний не влияет.

Пример: в этом деле сразу несколько досудебщиков заявили в суде, что они под давлением оговорили подсудимого. И конечно же, обвинение от этого не развалилось – суд в приговоре указал, что признаков давления на досудебщиков не имеется, признаков оговора тоже, а досудебные показания даны в присутствии адвоката. Так что нечего тут цирк устраивать, досудебные обличающие показания принимаются судом без учёта изменения показаний в судебном заседании (Определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 11.03.2024 № 77–521/2024 (УИД 31RS0022–01–2020–002926–17)).

«Джентльменское соглашение» с обвинением

Работа по уголовному делу часто предполагает неформальные компромиссы, когда стороны заключают «джентльменское соглашение». Почему в кавычках: потому что тут уместен образ истинного английского джентльмена, который всегда играет по правилам, но, в случае чего, легко эти правила меняет. Защита в таких соглашениях всегда находится с уязвимой стороны, а значит, именно её попытаются «кинуть», если игра по правилам вдруг отчего-то не задалась.

Суть компромисса: каждая сторона воздерживается от каких-либо процессуальных действий или, наоборот, делает что-то нужное другой стороне в обмен на такое же выгодное поведение. При этом все договорённости держатся на честном слове и никак юридически не гарантированы.

Опасность для адвоката: ему запрещено договариваться за спиной подзащитного (ч. 2 ст. 14 Кодекса профессиональной этики адвоката) и запрещено сотрудничать с «органами» (ч. 3.1. ст. 9, там же). Под эти запреты легко подставиться. Иначе говоря, «клиент» должен быть в курсе всех договорённостей, он должен одобрить их. Нельзя исходить из принципа «я адвокат, я лучше знаю, сам всё решу» – это просто опасно. С подзащитным нужно не стесняться лишний раз подписывать согласование защитной позиции, пусть это и выглядит чрезмерной перестраховкой. Но лучше помнить о том, что у «клиента» всегда наготове нож в спину («я ничего не знал, это всё адвокат, это нарушение права на защиту, накажите его, а меня оправдайте»).

Напомним, что неформальные соглашения с обвинением адвокату противопоказаны (его кредо – биться с любым беззаконием, не жалея живота своего, в рамках УПК). Если подзащитный настаивает на полной невиновности, то ни о каких сделках не может быть и речи. Но на практике чаще всего приходится быть немного гибче – не всегда абсолютная бескомпромиссность полезна подзащитному. Есть такое понятие «воинствующий дурак» – это когда непримиримость адвоката строится на очевидно провальной защитной позиции, исходит только из собственных амбиций и ведёт к сильному ухудшению положения подзащитного.

Ну что ж, исходим из того, что всегда нужна принципиальность, а «соглашательство» недопустимо. Однако сила адвоката – в профессионализме. А профессионализм означает, что задача защитника – в улучшении участи подзащитного в законных пределах, а не в потакании личным комплексам («пусть он сядет, зато я буду прав по закону»). Потому иногда приходится не рубить с плеча, а подумать, как извлечь выгоду из определённой процессуальной ситуации.

Итак, как быть защите и к чему быть готовым, когда идёшь на взаимные компромиссы на разных процессуальных стадиях.

Соглашение со следствием

У защиты на разных стадиях развития дела есть условные места силы, на которые можно опереться. Их не так много, но на них адвокат (обвиняемый) может доставить проблемы, следовательно, появляется возможность торга: «Я вам доставляю меньше проблем – вы смягчаете позицию по делу».

Доставить меньше проблем – это не означает предательство интересов «клиента», это всего лишь сдача рубежей, защита которых в конкретном случае всё равно ничего не даёт.

Например, «стадия 217-я УПК», ознакомление с материалами уголовного дела. Здесь адвокат может тянуть время, подавать ходатайства, на которые обязаны реагировать. Неприятная для следствия стадия, ведь сроки ограничены, а тут всякие «дурацкие» права защиты надо учесть так, чтобы дело не вернулось на «дослед».

Пример сделки: адвокат понимает, что обвинение очевидно, что доказательств уйма и они железные, что защиту можно строить только на смягчении наказания (тут главное, чтобы и подзащитный это однозначно понимал и одобрял). Но у защиты есть процессуальные рычаги на этой стадии (тянем время, бомбим ходатайствами). Что само по себе даёт использование этих рычагов в такой ситуации? Ничего, кроме бессмысленной отсрочки и озлобления обвинения. А раз так, значит, обмениваем бесполезные возможности на выгодные для обвиняемого условия («мы не тянем с „217-й“, а вы в обвинительном заключении обоснуете как-то и укажете смягчающее обстоятельство „активное способствование“, так нам в суде будет гораздо легче его доказать, ведь само следствие посчитало, что оно есть»).

Главное – не перепутать бесполезную вещь с полезной. Например, меняем возможность затягивания сроков на «смягчающее», а в итоге оказывается, что отдали возможность прекращения дела по срокам давности. Это будет провал.

Опасность сделки

Опасность любой не обеспеченной ничем сделки – это возможность быть безнаказанно «опрокинутым» другой стороной. Исходя из примера выше: мы (защита) быстро проходим «217-ю», а в обвинительном заключении нам ничего не указывают («извините, прокурор не согласился»). Обидно получится.

Принцип, который, к