Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

В силу очевидных причин маловероятно, чтобы применение норм МГП национальными судами в отношении собственных граждан, если оно вообще будет иметь место, отличалось рвением и последовательностью. Военные главари, ответственные за ведение «грязных войн» в Латинской Америке, в последнее десятилетие продемонстрировали самый надежный способ гарантировать, чтобы это не случилось ни с ними, ни с теми мужчинами и женщинами, которые выполняли их приказы: они обеспечили принятие (формально конституционных) законов об амнистии, прежде чем осуществить возврат к гражданскому правлению. Войны, о которых идет речь, были, как известно, гражданскими, но этот прецедент имеет более широкое значение. Если наделенные властью нарушители могут наделить себя иммунитетом в отношении внутренних вооруженных конфликтов, разве не могут они проделать то же самое и в отношении международных вооруженных конфликтов? А если перенести наше внимание с конфликтов на суды, неизбежно возникнет вопрос: не будет ли международный суд или трибунал способен лучше справляться с подобными помехами и уловками, чем суд национальный?

И, таким образом, мы наконец подходим к той перспективе обеспечения права санкцией, о которой мы не можем не задуматься при упоминании Нюрнберга и Токио. Это прецеденты учреждения и деятельности международных военных трибуналов ad hoc. Разве нельзя последовать этому примеру? Те первоначальные трибуналы были распущены по завершении работы, но нельзя ли передать их эстафету постоянно действующему международному уголовному суду? Идея такого суда влачила жалкое, полуживое существование с того момента, как Генеральная Ассамблея ООН потребовала в 1947 г. включить вопрос о его создании в обширную повестку дня Комиссии ООН по международному праву[576]. Требования нового «Нюрнбергского процесса» выдвигались многими сторонами по многочисленным поводам и по разным мотивам, и во время написания данной книги 22 февраля 1993 г. Резолюцией № 808 Совета Безопасности ООН была начата процедура учреждения специального международного военного трибунала «для судебного преследования лиц, ответственных за серьезные нарушения международного гуманитарного права, совершенные на территории бывшей Югославии»[577]. Что выйдет из этой смелой инициативы и выйдет ли хоть что-то вообще, покажет время[578]. Однако я полагаю, что ее перспективы, как и перспективы проекта создания международного уголовного суда, могут быть разумно рассмотрены лишь в контексте понимания того, каковы должны быть характеристики любого трибунала подобного рода, чтобы он мог оправдать высокое имя суда.

Постоянно действующий международный уголовный суд, в собственном смысле слова, должен, на мой взгляд, обладать следующими характеристиками: 1) состав его судей должен быть подлинно космополитичным и наднациональным в том смысле, что судьи по конкретным делам не должны быть исключительно гражданами только тех государств, которые непосредственно заинтересованы в этих делах; 2) он должен буквально соблюдать 3-й Нюрнбергский принцип: «Должностное положение подсудимых, их положение в качестве глав государства или ответственных должностных лиц различных правительственных ведомств не должно рассматриваться как основание к освобождению от ответственности или смягчению наказания»; 3) он должен опираться на авторитет и власть, обладающие такой универсальной действенностью и непреодолимостью, что никакие национальные или региональные интересы не смогут помешать исполнению его решений; таким образом, 4) он сможет привлечь к суду любое лицо, которому должным образом предъявлено обвинение, и ни одно государство в мире не предоставит надежного убежища тем, кто пытается скрыться от него; 5) международное сообщество должно будет стать морально и политически однородным в достаточной степени, чтобы, по крайней мере, принципы права, исполнение которых осуществляет суд, и методы его работы будут всеми признаны и приняты, а его решения не будут вызывать негодования; и 6) будет обеспечено принудительное исполнение его приговоров.

Получающийся в результате образ ipso facto заставляет предположить, что этот идеал недостижим. Будет ли лучший из всех прочих вариантов, – т. е. трибунал несовершенный и неполноценный, но уже осуществленный или потенциально реализуемый (и, возможно, даже поддающийся некоторому усовершенствованию), – все равно лучше, чем ничего, – это тот вопрос, который может быть решен только путем тщательного взвешивания последствий и при условии понимания самостоятельной ценности, которой обладают благоразумие и компромисс. Нюрнбергский международный военный трибунал не был подлинно космополитичным, но это не помешало ему выполнить много очень хорошей работы в интересах международного сообщества (наряду с некоторым количеством не столь хорошей работы). Это был суд победителей, который осуществлял правосудие победителей, проявившееся в том, что он отказался прислушаться к обладавшим силой уместности и убедительности аргументам tu quoque. Но было необходимо что-то сделать, чтобы выявить и должным образом заклеймить самые страшные деяния нацистской Германии, и Нюрнбергский трибунал это сделал. Более того, он ввел грандиозное новшество (что не вполне удалось его токийскому аналогу), заставив нести ответственность даже самых высокопоставленных лиц, отдававших противоправные приказы, а также и тех, ниже рангом, кто выполнял их.

Следует, однако, иметь в виду, что международные военные трибуналы смогли проделать такую замечательную и полезную работу только благодаря той экстраординарной исторической ситуации, в которой они находились. Германия и Япония потерпели такое сокрушительное и тотальное поражение, что были не в состоянии торговаться в отношении условий мира или возражать против того, что решат сделать с ними победители – которыми, кстати, было буквально все международное сообщество, назвавшееся к тому времени «Объединенными нациями». В том мире, каким он был в 1945 г., проигравшие войну оказались без друзей в моральном и политическом отношении. Такие обстоятельства были, пожалуй, уникальными в мировой истории. Более обычной и, как иследовало ожидать, характерной для заключения мира, как в будущем, так и по большей части в прошлом, является такая ситуация, когда требования отстаивания международного права и наказания его нарушителей должны будут увязываться с фактом существования правительства проигравшего войну государства и с необходимостью вести с ним переговоры. У такого правительства могут быть некоторые козыри, дающие ему возможность торговаться (например, наличие у него военнопленных). Кроме того, члены международного сообщества могут быть далеко не едины по поводу существа дела. Конечно, привлечение к суду некоторых преступников из числа мелкой сошки, что является наиболее вероятным сценарием, может служить утверждению основополагающих принципов и, возможно, принесет пользу в качестве предупреждения и примера для потенциальных нарушителей, но это очень далеко от того великого катарсиса и очищения, каковым, по замыслу сторонников идеи международного уголовного суда, должны были бы быть такого рода процессы. Путь вперед, возможно, лежит где-то посередине между двумя подходами – национальным (который реализуется на практике, но на непредвзятость которого нельзя твердо рассчитывать) и международным (на который