Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

необходимо установить, знает ли воюющая сторона о существовании данного документа вообще и придает ли она ему хоть какое-то значение. Рассматриваемые нами достаточно осторожные положения, регулирующие минную войну, были окончательно сформулированы и объявлены миру в 1980 г., но, видимо, будет интересно отметить, что, по некоторым данным, мины-ловушки, замаскированные под детские игрушки, использовались в Афганистане в середине 1980-х годов. Анализ вероятной степени действенности данного закона следует начать с вопроса о том, насколько серьезно заинтересована воюющая сторона в соблюдении норм МГП. Если ответ положителен, но данная сторона не подписывала данный протокол (протоколы) или не обладает необходимым статусом для того, чтобы присоединиться к нему, признает ли она за этим документом какой-либо правовой или моральный авторитет? Если предположить, что на эти предварительные вопросы можно дать положительный ответ, то оценка действенности текста протокола будет более определенной. А сам этот текст предполагает, что его действенность будет в значительной степени зависеть от того, как будет разрешаться противоречие между тем его аспектом, который действительно может предложить гражданским лицам столь необходимую им защиту, или тем, который защищает интересы военных. То же самое противостояние двух составляющих одного документа красной нитью проходит через все право войны в целом, но здесь оно проявилось особенно отчетливо, как будет показано в двух заключительных примерах. Повторение в ст. 3 положений 1977 г., защищающих от неизбирательного и непропорционального применения оружия, заканчивается таким образчиком осторожности в формулировках: «Должны приниматься все возможные меры предосторожности для защиты гражданского населения от воздействия оружия, к которому относится настоящая статья. Возможные меры предосторожности означают такие меры предосторожности, которые являются практически применимыми или практически возможными с учетом всех существующих в данный момент обстоятельств, включая гуманные и военные соображения». Более краткий путь к получению столь же удобной формулировки демонстрирует п. 2 ст. 5: «О любой установке или любом сбрасывании дистанционно устанавливаемых мин, которые могут иметь последствия для гражданского населения, производится эффективное заблаговременное оповещение, кроме как в случаях, когда обстоятельства не позволяют сделать это» (курсив мой. – Дж. Б.).

Конвенция ООН 1980 г. и три протокола к ней (о необнаружимых осколках, о минах и минах-ловушках, о зажигательном оружии) представляют собой основной результат широкого движения против оружия, которое считалось жестоким и отвратительным (или, по терминологии МГП, причиняющим чрезмерные повреждения и чрезмерные страдания) и потому требовало запрета. Тех, кто на протяжении долгого времени выступал за принятие более решительных мер в этой сфере, Конвенция 1980 г. не могла не разочаровать – ни проклятия напалму, ни упоминания о вакуумных и осколочных бомбах, ни какого-либо недвусмысленного решения по результатам многолетних заявлений и экспериментов, касающихся высокоскоростных пуль, она не содержала. Короче говоря, она представляла собой пренебрежимо малое вмешательство в сферу, в которой находился колоссальный арсенал оружия, доступного для государств, располагающих достаточными средствами, чтобы купить эти смертоносные штуки, или имеющих друзей, которые могут купить его для них. Несомненно, производители вооружений и торговцы оружием были довольны таким исходом, что дало традиционно мыслящим борцам против торговли оружием основания подозревать этих «торговцев смертью» в том, что именно они и несут ответственность за такой результат. Но на самом деле объяснение является достаточно простым и не имеет отношения ни к какому заговору. Это объяснение имеет два аспекта. В том, что касается правовой стороны дела, существует убедительная аргументация в пользу того, что с гуманитарной точки зрения оружие само по себе в конечном счете значит намного меньше, чем способ его применения. Могут быть совершенно обоснованные споры про поводу того, обладает ли тот или иной вид оружия тем свойством, что его совершенно невозможно использовать прицельно и избирательно.

И то, что можно обоснованно ожидать от биологического оружия, и бóльшая часть того, что известно о химическом оружии, позволяет отнести их именно к этой категории. К ней же, по общепринятому мнению, относится и ядерное оружие. Но в том, что касается так называемых обычных вооружений, против которых выступают сторонники запретов, то ужасающий ущерб, наносимый таким оружием некомбатантам, следовало объяснять главным образом его неправильным и неправомерным применением. Этого можно было бы избежать в будущем при более тщательном соблюдении правовых норм (которые подверглись значительному уточнению и совершенствованию в документах 1977 и 1981 гг.) и при более добросовестном отношении к принципам, лежащим в их основе.

Подобные доводы не так-то легко проигнорировать. Самый очевидный пробел в них – подразумеваемая посылка, что вооруженные силы, которые раньше, до проведения реформы, не слишком соблюдали правовые нормы, будут соблюдать их усовершенствованную версию, – вероятно, можно отчасти компенсировать более интенсивной пропагандой МГП, как это пытается сделать МККК в мировом масштабе и как это уже осуществляют вооруженные силы некоторых стран, включившие обучение положениям МГП в повседневную подготовку военнослужащих, что является примером, достойным подражания. Активную поддержку в этом может оказать общественное давление на государства с тем, чтобы они приняли на себя всю ответственность, которую возлагает на них МГП и право о защите прав человека. Эта ответственность должна включать (согласно ст. 36 ДПI) обязанность ВДС не разрабатывать, не приобретать и не принимать на вооружение новые виды оружия без определения их соответствия всем нормам международного права, а также широкое, а не узкое, как это принято в настоящее время, толкование общей статьи 1 ЖК, требующей при любых обстоятельствах «соблюдать и заставлять соблюдать» эти нормы.

Такова юридическая сторона объяснения того, почему перечень запрещенных видов оружия был расширен столь незначительно. Другая сторона имеет чисто военный характер. Порядочные и законопослушные военные настаивают на том, чтобы и впредь иметь возможность пользоваться такими видами оружия, применение которых может повлечь за собой страшные последствия, не потому, что им импонирует этот ужас[422]. Они занимают такую позицию потому, что их впечатляет поражающее воздействие. Чем более эффективным может быть оружие для решения законных военных задач, тем более сильным будет желание военных обладать таким оружием. В случае же если будет оставаться хотя бы риск трагических последствий его применения, что было бы прискорбно, два соображения делают этот риск более-менее приемлемым. Оба они вытекают из принципа взаимности, который в данном случае, как и во всех других, оказывает сильное влияние – и будет его оказывать во всех случаях, когда отношения противоборствующих сторон более или менее симметричны. Сторона, первой применившая новый вид оружия, рассудит, что рано или поздно подобное оружие будет использовано против нее. Эта сторона может сделать следующий шаг в этих рассуждениях и прийти к выводу, что даже если такое оружие таково, что военные не хотели бы, чтобы оно было применено против них, и в силу этого оно подлежит юридическому запрету,