Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

коснуться глубинных смыслов, то все эти события предстанут перед нами почти как сверхъестественное предзнаменование истории Христа. Невозможно вообразить, как создавались уровни согласованности и «перекрестных ссылок», характерные для последней. В свете этого откровения ее смысл становится совершенно очевидным – но до этого момента остается поразительно неуловимым, имплицитным и сложным. Как это возможно, особенно если учесть, что от начала действия до развязки прошли тысячелетия? Какой гениальный сказитель мог бы совершить подобный подвиг?

Со светской точки зрения достижение такого совершенства в описании характеров и столь глубокой репрезентации – о которых мы вскоре поговорим – можно достоверно объяснить лишь задействованием некоего эквивалента коллективного бессознательного всего человечества, как говорили об этом Карл Густав Юнг и мыслители его школы. Это расширенная версия воображения народа: во-первых – разгадывание сущностной природы адаптации путем проб и ошибок; затем – представление результатов этого мучительного процесса в абстрактном повествовании; наконец – соединение и редактирование этого нарратива на протяжении столетий, устранение внутренних противоречий и создание наиболее убедительной метаистории, какую только можно себе представить. По-видимому, этот процесс практически неотделим от божественного откровения, и все его объяснения кажутся одинаково неправдоподобными и маловероятными. И в том, и в другом лучше всего видеть варианты одного и того же процесса: если мы говорим о бессознательном, то подразумеваем, что он идет снизу вверх; если о божественном откровении – то сверху вниз. В любом случае чудо остается.

После всего, что случилось в пустыне Син, израильтяне продолжают путь, который, должно быть, представляется им бесконечным. «От горы Ор отправились они путем Чермного моря, чтобы миновать землю Едома. И стал малодушествовать народ на пути» (Чис 21:4). Евреи, раздражительные и сварливые – в очередной раз – сетуют на судьбу, уготовившую им столько лишений, и недовольны небесным пропитанием: «И говорил народ против Бога и против Моисея: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть [нам] в пустыне, ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища» (Чис 21:5). Разочарование израильтян вполне понятно: десятилетиями они скитались, ведомые лишь верой и надеждой, а это, безусловно, самое воздушное из блюд. И все же Богу неугодно то, что Его люди видят себя оскорбленными жертвами, однако на этот раз Он иначе наказывает их за непостоянство: «И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из [сынов] Израилевых» (Чис 21:6).

Это кажется произволом деспота – как и кара, назначенная Моисею и Аарону (не говоря уже о непрестанном наказании неверных израильтян, а также их врагов). Бедные израильтяне явно думают, и не без оснований: «Тирания и рабство, десятилетия скитаний, пустыня и хаос – это уже слишком. А теперь нас еще и жалят ядовитые змеи, потому что пустыня – по всей видимости – оказалась недостаточно тяжела». Им легко посочувствовать, и, возможно, не без оснований: переход из тирании в бесконечную пустошь – не повод для смеха. В ядовитых змеях можно усмотреть перебор. Есть ли другая интерпретация, более благоприятная для Бога? Конечно, и эта истина вновь окажется невыносимой: в аду нет столь глубокой ямы, чтобы под ней не могла открыться еще более страшная бездна, вызванная вероломным предательством, трусливым поступком или бездействием.

Это верно как для человека, так и для общества: пропасть поистине бездонна. Если вас постигнет несчастье – неважно, справедливое или несправедливое – и вы сохраните веру, то у вас, по крайней мере, будет утешение в виде вашего мужества и веры. Если вы потеряете надежду и встанете на путь, указанный духом обиды, высокомерия и обмана, то ад, который вы уже перенесли, – каким бы плохим он ни был, – будет ничтожен по сравнению с адом, который вы породите. Так даже посреди самых иссушенных, обширных и суровых пустынь рождаются огненные и ядовитые змеи. Это не наказание, а неизбежность: нет такой ужасной ситуации, которую какой-нибудь глупый сукин сын – кто угодно, даже вы или я – не мог бы сделать еще хуже.

Пострадав от укусов, достаточно сильных, чтобы одуматься или, по крайней мере, пожелать исчезновения змей, израильтяне раскаиваются и просят Моисея: «Согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев. И помолился Моисей [Господу] о народе» (Чис 21:7). Завершиться это могло одним из двух предсказуемых и простых вариантов. Бог мог отказаться и поразить своенравных мятежников – или проявить толику милосердия и избавиться от змей, которых, в конце концов, и сотворил. Но этого не происходит. Вместо этого Бог велит Моисею: «Сделай себе [медного] змея и выставь его на знамя» (Чис 21:8). Мы уже много раз говорили о взаимодействии знамени (жезла, посоха) и змеи в различных формах – это змей на дереве познания добра и зла (Быт 3); это посох Моисея, который превращается в змею, способную поглотить все другие жезлы и всех прочих змей. Эта огненно-медная рептилия – сам хаос, само неведомое во всех его хищных проявлениях, сочетающее в себе, подобно дракону, черты кошки, змеи, птицы и огня (древних врагов человека и других приматов) и в полной мере являющее свою способность сбрасывать кожу и возрождаться.

Возможно, можно представить, что Рай – это место, где все змеи побеждены и где всегда надежно и безопасно. Но как насчет вызова? Или приключения? Или обещания чего-то нового? Возможно, лучше научиться справляться со змеями, чем избавить от них мир. Как относятся к своим детям те, кто их по-настоящему любит? Оберегают их от всех опасностей – или поощряют становиться соперниками драконов и даже драконоубийцами? Когда мы одобряем стремление прилежного ребенка к взрослению и опыту, а не к продолжению инфантильной зависимости, мы выбираем именно последний путь.

Конечно же, этот поиск репрезентирован в истории, которая вполне может оказаться самой фундаментальной из всех, какие созданы человечеством, – истории о битве с драконом. Впервые подробно описанная в месопотамском эпосе «Энума элиш», битва с бессмертным змеем постоянно повторяется в литературе, как древней, так и современной. Ее основная гипотеза – передаваемая ею мораль – заключается в том, что добровольное столкновение с самым отвратительным и страшным дарует богатства, которым никогда не будет конца (золото, накопленное драконом, а также благодарные девы, освобожденные из драконьего логова, жаждущие любви и до глубины души впечатленные своим спасителем). Именно для того, чтобы указать и поощрить этот смелый отклик, Бог не изгоняет змей, а решает укрепить самих израильтян, как хороший отец. После того как медный змей занимает должное место на жезле или посохе традиции,