Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного читать книгу онлайн
Что стоит за нашими эмоциями и выборами — и можно ли это изменить?
Да, если не контролировать свое поведение, а пробовать понять, какие скрытые алгоритмы стоят за ним, считает психотерапевт и супервизор Ирина Гиберманн.
Ее новая книга — возвращение к себе настоящему, к глубоким процессам психики и бессознательного. Путешествие с очень личным для каждого читателя маршрутом самоисследования.
Прочитав эту книгу, вы:
• узнаете, как работают бессознательные сценарии в вашей жизни;
• научитесь использовать агрессию, страх и уязвимость как ресурс и опору;
• встретитесь с самым главным человеком в жизни — с самим собой.
Вот что говорит психоанализ о направленности страдать. Что это не вина. Не слабость. Не каприз. А структура. Которая, однажды понятая, может быть преобразована. Не разрушена — а развёрнута. В зрелость. В действие. В свободу.
Триангуляция. Как психика учится видеть себя
До какого-то момента всё кажется простым: есть Я и Другой. Тот, кто смотрит, отвечает, кормит, молчит, исчезает. В этом раннем поле — без границ и без дистанции — формируется диада. Её основа не в словах, а в ощущении: я есть, потому что ты на меня смотришь. Потому что твой отклик существует. Потому что между мной и тобой нет третьего — значит, всё ещё цельное. Но как только в отношениях появляется напряжение, различие, несовпадение — диада трещит. Ребёнок сталкивается с ограничением, мать устала, потребности не удовлетворяются сразу. И вот возникает невозможность: быть в слиянии — уже невыносимо, а выйти из него — некуда. Если в этот момент в психике не формируется третий, всё замыкается на круге страха и вины. Я не получаю — значит, я плохой. Ты не даёшь — значит, ты отвергла. Эмоции обрушиваются, но не различаются. Мир становится либо идеальным, либо катастрофическим. В нём нет оттенков. Только всё или ничего. Фигура третьего — не просто дополнительный человек. Это структура восприятия. Это способность вынести амбивалентность: к тем, кто любим и отвергнут одновременно. Это место, в которое можно отступить, чтобы не исчезнуть. Где можно осмыслить, что чувства не отменяют отношений. Где злость не разрушает, а проявляется. Где границы не караются, а выносятся. Триангуляция — это не утешение. Это структура различения. Она не говорит: «всё в порядке». Она даёт форму. Она говорит: «это возможно». Возможно — быть не только хорошим. Не быть только любимым. Не быть только правым. Возможно — чувствовать и выдерживать. И снова возвращаться. Когда в психике появляется третий — внутренний или внешний, — человек учится видеть. Уже не только «что я чувствую», но и «где я в этом». Уже не только «что мне сделали», но и «как это со мной связано». Уже не только «кто виноват», но и «где моё». Именно с появлением этой фигуры становятся возможными различие, иерархия, дистанция, выбор. Диалог. Не защита от чувств, а возможность их держать. Не паника от потери, а возможность вынести отсутствие и вернуться.
В анализе третий — это не сам аналитик. Это то, что появляется между. Это тема, которую выдерживают вдвоём. Это угол зрения, который делает возможным видеть не только то, что хочется сказать, но и то, что до сих пор было скрыто. Это то, что создаёт пространство. И это не только пространство для речи. Это пространство для смысла. Пока третий не оформлен, человек живёт как в диаде: между симбиозом и отвержением, между страхом наказания и тоской по полному слиянию. Но с третьим возможна интеграция: уже не нужно выбирать — любовь или свобода, принадлежность или различие, злость или контакт. Всё становится возможным. Уже не разрывая. Уже не отказываясь.
Триангуляция — это психический навык. Но это ещё и тоска. Потому что фигура третьего — часто утраченная. И вся последующая жизнь становится поиском: кого можно поставить на это место? Кто выдержит, когда я не совпаду? Кто не отвернётся, когда я скажу правду? Кто не исчезнет, если я проявлюсь? Этот поиск — основа отношений. Основа религий. Основа внутреннего пути. И когда внутри появляется структура, которая может держать третью точку, психика перестаёт разрушаться от различий. Она перестаёт капсулироваться в одном. Она перестаёт замыкаться. Появляется движение. Появляется взгляд. Появляется возможность видеть. Себя — в другом. И другого — в себе.
Триангуляция — это не просто переход от двух к трём. Это то, что делает возможным внутреннюю сложность. Вначале — только мама. Тепло её тела, отклик её взгляда, ритм её дыхания становятся доказательством того, что мир существует. Её присутствие — как воздух, который не замечают, но которым дышат. Ребёнок не требует — он существует внутри внимания. А внимание неотделимо от любви. Всё, что происходит, — слияние, тотальное, без различий. Я — это ты. Ты — это я. Мир — это тот, кто меня любит. Но с каждым днём психика взрослеет. И с каждым днём нарастает ощущение: мать не всегда здесь. Она может быть занята. Может быть раздражена. Может не ответить. Может отказать. Может поставить границу. И тогда начинается первое напряжение: потребность остаётся, а отклик становится нестабильным. Возникает злость. Возникает страх. Возникает протест. Но он ещё не может быть выражен. Потому что объект любви — один. И потерять его страшно. Если на этом этапе нет третьей фигуры, если внутри психики не оформляется та точка, куда можно отступить, — ребёнок застревает в ловушке. Либо он подавляет агрессию и становится послушным, лишаясь живости. Либо он обрушивается на мать, разрушая слияние. Либо он капсулируется в себе, уходя в тень. Всё это — попытки справиться с невозможностью различить: я люблю, но и злюсь. Я хочу быть рядом, но и хочу уйти.
Фигура отца, как её понимает психоанализ, — не тот, кто воспитывает. А тот, кто обозначает границу. Кто подтверждает: твои чувства реальны. Кто выдерживает напряжение между ребёнком и матерью, не разрушая ни одного из полюсов. Когда ребёнок приходит и говорит: «Мама злая. Я её не люблю», — отец не говорит: «Не говори так». Он говорит: «Да, ты обижен. Тебе сейчас трудно. Это можно чувствовать». Он не отменяет мать, но и не отказывает ребёнку в праве на агрессию. Это и есть пространство третьего: где не надо выбирать между хорошим и плохим. Где можно быть живым, не разрушая отношений. Если этого опыта нет — психика остаётся в диаде. И вся последующая жизнь превращается в череду повторений. Отношения становятся местом битвы: любовь или свобода, согласие или изгнание, признание или изгойство. Люди ищут