Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

Эта динамика часто незаметна на поверхностном уровне, но проявляется в постоянном противопоставлении — как враждебном, так и идеализирующем. Важно понимать, что в проекции на другую группу нет логики, она управляется бессознательным импульсом к сохранению стабильности через создание внешнего «врага».

Механизм стереотипизации: упрощённый образ чужого

Когда группа сталкивается с коллективной тревогой, она склонна создавать упрощённые образы «чужих». Это позволяет снизить внутреннее напряжение и структурировать хаос. В такие моменты появляются стереотипы — они позволяют воспринимать другую группу через упрощённые схемы, избегая сложного анализа. Этот процесс можно наблюдать в любых социальных контекстах: от профессиональных сообществ до национальных объединений. Стереотипизация создаёт ощущение ясности там, где её нет, и этим защищает группу от ощущения потери контроля.

Конкуренция: сила противостояния

Группы, находящиеся в состоянии конфликта или напряжения, всегда будут конкурировать. Это не только про выживание — конкуренция позволяет группе мобилизовать свои ресурсы, укрепить внутренние связи и заявить о своей силе. Когда две группы находятся в состоянии соперничества, у них активируется коллективная энергия, направленная на удержание границ и демонстрацию силы. Это поддерживает внутреннюю динамику и снижает тревогу, связанную с неопределённостью.

Чужой как точка идентификации

Парадокс в том, что группа нуждается в чужом не только для защиты от хаоса, но и для определения собственной идентичности. Чужие становятся зеркалом, в котором отражаются недостатки, страхи и скрытые желания. Без этого зеркала группа утрачивает возможность видеть себя целостно. Эта дуальность проявляется во всём: и в формировании иерархий, и в создании ритуалов. Пока у группы есть внешний ориентир — «чужой», она способна формировать свои внутренние процессы более структурировано.

Лидер как точка напряжения

Когда внутри группы появляется напряжение, оно проецируется на лидера. Это тот самый момент, когда чужой становится внутренним: лидер, как носитель коллективных ожиданий и тревог, превращается в объект амбивалентных чувств. Если лидер достаточно устойчив, он удерживает эту проекцию, позволяя группе сохранять целостность. Если нет — группа начинает распадаться на подгруппы, каждая из которых ищет свою точку идентификации.

Креативное столкновение: когда свои и чужие создают новое

Но есть и иной сценарий. Когда группа осознаёт свою потребность в чужом и принимает её как часть своего процесса, начинается креативное столкновение. Это точка роста, в которой напряжение между идентичностями не уничтожает группу, а позволяет ей интегрировать новые смыслы и взгляды.

Коллективное бессознательное всегда действует с огромной силой (нем. gewaltig), и эта сила способна как разрушать, так и создавать. Группы, которые осознают свою потребность в чужих, могут использовать этот процесс для внутреннего роста, а не для разрушения. Таким образом, чужие нужны группе не для того, чтобы постоянно противостоять, а чтобы осознать свою уникальность через диалог с иным. Это движение от непримиримости к интеграции, от разрушения к созиданию. И именно в этой точке напряжения рождается новый смысл — когда группа становится зрелой и способной не только к защите, но и к творчеству.

Направленность страдать: кто такая вооружённая жертва и зачем ей власть

В психоанализе нет банальных формулировок вроде «он любит страдать». Если человек страдает — значит, психике это зачем-то нужно. Мы не выбираем боль, потому что не знаем ничего другого, а мы выбираем боль, потому что она даёт нечто ценное: ощущение влияния. Возможность быть. Структуру. Роль. И вот здесь появляется один из самых тонких и пугающе точных концептов — фигура вооружённой жертвы. Это не тот, кто страдает, потому что оказался в зависимости. Это не тот, кого действительно притесняют. Это не беспомощная фигура. Напротив — вооружённая жертва всегда имеет власть. Только не знает, как с ней обращаться. Это тот, кто выбирает страдание как средство управления другими. Бессознательно. Через слёзы — управлять чужой виной. Через молчание — вызывать стыд. Через отказ от помощи — создавать вокруг атмосферу невозможности. Через демонстративное саморазрушение — держа систему в напряжении. Это не манипуляция в бытовом смысле. Это гораздо глубже. Это — бессознательное воспроизводство схемы, в которой страдание становится формой воздействия. Самой легитимной. Самой оправданной. Самой недоступной для критики.

Парадокс? Не совсем. Это честная, хоть и бессознательная сделка: я не буду брать на себя ответственность, но я буду страдать так, чтобы все остальные чувствовали себя виноватыми. Это форма власти, в которую встроено отрицание этой власти. Это и есть ключ. Потому что для вооружённой жертвы признать свою силу — значит оказаться в зоне агрессора. А стать агрессором — непереносимо. Агрессор — это же плохой. А плохим быть нельзя. Ведь вся сцена построена на том, что я страдаю, а значит — я чист. Я свят. Я пострадавший. Психоанализ здесь особенно точен. Он показывает: вооружённая жертва не принимает свою силу, потому что не прошла базовую триангуляцию. Она осталась внутри детской диады, где один — хороший, а другой — плохой. Где разделение на чувства не случилось. Где амбивалентность невозможна. Там, где я не могу одновременно злиться и любить, я вынужден выбрать: или я всё время хороший, или я всё время злой. И если я не хочу быть злым — я останусь страдающим. Потому что страдание оправдывает всё. Отсюда и направленность страдать. Это не мазохизм. Это не желание боли. Это отказ от движения. От перехода. От признания. Потому что чтобы признать свою агрессию — надо взять на себя риск. А это значит отказаться от оружия, которое так удобно держать в руках. От образа. От статуса. От того ощущения, что всё контролируется… через страдание. И ведь это не всегда личная история. Есть целые группы, целые сообщества, которые строят свою коллективную идентичность на роли вооружённой жертвы. Культура обиженности. Эстетика боли. Риторика «вы мне должны». Это не вина. Это структура. Это то, что даёт устойчивость, потому что другой — всегда должен. А я — всегда не могу. Это сценарий, в котором ничто не развивается. Только повторяется. Только воспроизводится. Только усиливается. И в этом — главная опасность. Потому что вооружённая жертва не только не живёт. Она не даёт жить другим.

Но давайте не спешить с обвинениями. Это не патология. Это та самая психодинамическая точка, где человек остался без взрослого взгляда на реальность. Где всё ещё хочется быть только хорошим. Где непереносимо признать, что я тоже причиняю боль. Что моя вина — это иногда способ не брать ответственность. Что моё страдание — это иногда форма власти. И всё же — выход возможен. Только не через «перестань страдать». И