Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

Регрессия: путь назад, чтобы не исчезнуть

Регрессия — одно из древнейших движений психики, столь же естественное, сколь и невидимое. Когда напряжение превышает предел переносимости, когда давление мира становится непропорциональным возможностям субъекта, психика не борется — она откатывается. Возвращается туда, где уже когда-то была. Туда, где всё понятно. Где есть кто-то, кто знает, что делать. Где можно не принимать решений. Где не надо выдерживать неопределённость.

Регрессия — не слабость и не каприз. Это обратное течение времени внутри психики. Это не отказ от взрослости, а её перегруз. Возвращение к состоянию, где действуют другие правила: правила утешения, зависимости, слияния, повторяющихся ритуалов. В регрессии нет стратегии. Есть импульс: «я не справляюсь». И психика, не дожидаясь рационального отклика, находит обходной путь — выносит себя в более раннюю фазу развития, где когда-то было легче. В ситуации стресса взрослый человек может сесть на пол, обнять колени, включить старые мультфильмы. Он может на несколько часов исчезнуть из коммуникации, перестать отвечать, уйти в знакомую игру из подросткового возраста. Это не глупость. Это способ вновь стать маленьким, но на этот раз — не брошенным. Не обязанным. Не ответственным.

Иногда в регрессии — драгоценная возможность остановиться. Вернуться в точку, где когда-то не хватило утешения. Иногда — это просто откат. Но если он становится ритмом жизни, если взрослое Я больше не возвращается в позицию субъекта, способного к выдерживанию, — тогда регрессия превращается в стиль бытия. И в этом случае она перестаёт быть механизмом защиты и становится механизмом избегания.

Психоанализ не отбирает у человека право на детство. Он возвращает его — как внутренний опыт, который можно интегрировать, а не обнулять. Регрессия в моменте — допустима. Регрессия как способ жить — это крик, не услышанный вовремя. И задача анализа — не запретить откат, а дать возможность снова встать. Когда субъект сам будет к этому готов.

Фантазия как форма власти над невозможным

Фантазия — это не просто побег. Это архитектура, внутри которой можно дышать, когда воздух снаружи пропитан стыдом. Она не исправляет реальность — она её отодвигает. Чтобы было время. Чтобы был ресурс. Чтобы можно было остаться в контакте с собой хотя бы через образы, если не через поступки. Фантазирование становится той психической территорией, где субъект всё ещё способен действовать. В вымышленной реальности он может быть услышан, признан, восхищён, спокоен. Это не ложь. Это компенсация. Особенно тогда, когда реальность унижает или обнуляет.

Один человек, переживший публичное разоблачение на работе, не пошёл в оправдания и не вступил в конфликт. Он замолчал. Ушёл в себя. А потом часами прогуливался по парку в наушниках, слушая одну и ту же оперу. Внутри себя он перестраивал эту оперу под собственную жизнь. Главный герой — это он. Произошедшее — часть трагедии, но к финалу он выстоит, публика заплачет, а занавес опустится на признание и очищение. Он не делился этим с другими. Он даже не осознавал, что делает. Но каждый вечер он возвращался туда — чтобы снова быть в сцене, где всё имеет форму и смысл.

Фантазия — это не отговорка. Это тончайшая форма восстановления достоинства. Она работает как мост. Между сейчас, где Я разрушено, и потом, где Я вновь возможно. Психика отыгрывает то, что не может пережить иначе. И если это даёт возможность не разрушиться — значит, фантазия выполнила свою функцию. Как способ удержать внутреннюю ось в момент, когда всё остальное уходит из-под ног.

Рациональность как броня от ужаса

Изоляция аффекта — один из тех механизмов, которые снаружи выглядят благородно, а внутри прячут пустоту. Человек говорит спокойно. Он может часами описывать детали распада отношений, объяснять, почему всё пошло не так, цитировать книги, сравнивать сценарии. Он знает, где ошибка. Он видит динамику. Он расчленяет ситуацию как анатом — точно, без дрожи в голосе, без помех в интонации. Всё под контролем. Всё разложено по полочкам. И именно в этом — его способ избегать встречи с собственной болью.

Эскапизм здесь не в том, чтобы уйти в вымышленный мир. А в том, чтобы сделать саму боль теоретическим конструктом. Это не отрицание, не вытеснение, не фантазия. Это замена переживания — описанием. Человек сбегает в мышление. В формулировки. В холодную ясность. Чтобы не упасть в расплавленную лаву чувств, он создает карту вулкана. Чтобы не признать, что больно, он говорит, что «интересно». Чтобы не позволить горю пробиться, он называет его «опытом». Он прячет эмоцию в речь — и от этого кажется сильным. Но внутри — всё так же напряжено. Всё так же не прожито.

Один человек, переживший расставание после двадцати лет брака, начал вести блог о психологии брака. Он ежедневно писал посты: о привязанности, о сепарации, о триангуляции, о травмах привязанности. Всё было точно. Всё было по делу. И всё было вне контакта с его собственной потерей. Он уходил от боли не в сериалы, не в вино, не в игры. Он уходил в объяснение. В знание. В понятное. Это и был его кокон. Из слов. Из концепций. Из цитат.

Психика делает это не случайно. Там, где боль нельзя пережить напрямую, она переводится в другой регистр. В речь. В структуру. В рациональность. Это тоже форма эскапизма — не в мечту, а в ясность. Не в фантазию, а в язык. Чтобы боль была управляемой. Чтобы горе можно было вынести — хотя бы в форме понятия. Но даже в самой чёткой речи остаётся пустота. И однажды, в тишине, когда некому будет объяснять, когда не будет аудитории, не будет текста, не будет лекции, — эмоция поднимется из-под карты. Потому что чувства нельзя заменить схемой. Их можно отложить. Но не отменить.

Изоляция аффекта — это эскапизм интеллекта. Это бегство не от реальности, а от её внутреннего проживания. Это уход не в иллюзию, а в структуру. Но суть та же — невозможность быть в контакте. С болью. С собой. С живым. И психоанализ это знает. И он не требует слёз. Он просто ждёт тот момент, когда слово дрогнет. И тогда — начинается контакт.

Маска солнца на лице лунного отчаяния

Есть такая форма защитного манёвра, в которой чувства не просто прячутся — они меняют облик. Печаль превращается в улыбку. Злость — в заботу. Отчаяние — в энтузиазм. Не потому