Отель «Война»: Что происходит с психикой людей в военное время - Арлин Одергон

новый путь развития, полезную идею или проект, возникала роль безнадежного «пивного пьяницы». В игривом, почти хмельном настроении, но с убийственной серьезностью члены группы описывали, как пассивное сопротивление, психологическое выгорание и настроение безысходности душат их проекты и всякую инициативу в сообществе.

Мы обсудили, каким образом алкоголизм связан с болью, послевоенной травмой и упорной работой по восстановлению сообщества вопреки всем сложностям. Мы решили исследовать измененное состояние сознания, которое привлекает людей к пиву. Одна из участниц рассказала, что привыкла быть лидером в своем сообществе, однако ей приходится бороться с психологическим выгоранием. Мы попросили ее разыграть роль «пивного пьяницы» и почувствовать на себе, что означает пить пиво: ей нужно было представить себе, будто она выпила несколько кружек, и рассказать, что хорошего в этом состоянии. Женщина начала делать медленные движения, соответствующие изменению сознания, фокусируясь на своих внутренних ощущениях. Она рассказала, что пиво приносит чувство связи с людьми и обществом и помогает ей чувствовать себя «наполненной». Это переживание способно «сделать жизнь достойной того, чтобы жить». Когда она достигла ощущения полноты, то сразу же выразила позитивное отношение ко всем участникам группы и сказала, что ее переполняет глубокое чувство единого сообщества, которое выработалось в группе за последние несколько дней. Атмосфера в группе сразу же изменилась – каждый почувствовал, что его оценили, и мы признали в ней новое качество лидера, достигнутое через это ощущение полноты.

Мы обсудили проблему распространения алкоголизма как одного из последствий войны и то, насколько остро она встала в Хорватии и в большинстве уголков мира[348]. Мы обсудили, как важно для лидеров сообществ ощущение полноты и тесной связи с коллективом (конечно, достигаемое не через пьянство), как важно избегать психологического выгорания, несмотря на сильный посттравматический стресс у личности и в сообществе, а также отметили важность долгосрочной и непрерывной работы по воссозданию сообщества. Группа осознала тот факт, что в отсутствие чувства полноты энтузиазм лидеров сообществ, которые пытаются проводить в жизнь проекты или доводить начатое дело до конца, подавляется психологическим утомлением и алкоголизмом. В этом процессе некоторые нащупали для себя новые измерения лидерства, связанные с состоянием полноты, которые позволяли им быть бодрыми, оптимистичными и вдохновлять других людей на выполнение долгосрочных и трудоемких задач без выгорания.

Глава 20

За гранью

Суицид

В послевоенные годы на Балканах уровень самоубийств среди бывших солдат был очень высоким. Стремление убить себя у выживших на войне возникает из чувства утраты и скорби, самообвинений в неспособности спасти друга, депрессии, бессмысленности существования и сложностей при строительстве новой жизни, которые кажутся непреодолимыми. Но есть и еще одна причина самоубийств среди бывших солдат – это тоска, тоска по острым и возвышенным переживаниям войны. Иногда возвращение к нормальной жизни ощущается как крушение, падение в обыденность. А иногда солдат просто не может психологически найти дорогу домой – он уже не думал вернуться и словно бы ощущает себя погибшим в бою. Ветеран не способен соединить в себе память о переживаниях на войне с повседневными домашними отношениями. Кроме того, как мы уже знаем, он ощущает себя оторванным от сообщества, которое не проявляет интереса или понимания по отношению к тому, что ему пришлось пережить. Он жаждет единства, которое испытывал в компании других солдат. Он жаждет того, что выше жизни и смерти. Самоубийство зачастую становится попыткой вернуться туда, где жизнь и смерть не имеют значения и где он уже побывал вместе со своими товарищами. А если они погибли на войне, то это еще и способ воссоединиться с ними.

За гранью: экстремальные состояния во время войны

Война приносит с собой такую интенсивность переживаний, что, даже несмотря на зверства, ужас и разбитые сердца, она ощущается и нередко осмысляется как период «настоящей жизни». Один мой друг, которому уже перевалило за 90, рассказывал с горящими глазами, что никогда не чувствовал себя более живым, чем во время Второй мировой войны, когда летал на бомбардировщике: «Я ощущал свободу. Когда взлетаешь на таком самолете, никогда не знаешь, доведется ли тебе вернуться назад, – говорил он с усмешкой. – А когда вернешься, хочется только одного – снова отправиться в полет». Чувство жизни на грани смерти обостряет восприятие жизни и свободы. Мои друзья на Балканах описывали ощущение интенсивности переживаний, по которому они скучали, несмотря на все ужасы войны: «Ты чувствуешь себя в самом центре важнейших событий мирового значения». В книге «Война как источник смысла» журналист и писатель Крис Хеджес описывает пьянящее ощущение, которое возникает на войне: «Вспыхнувший конфликт мгновенно упраздняет проблемы и заботы повседневной жизни»[349].

Даже в экстремальных условиях военного безумия жизнь должна продолжаться. Простейшие действия, направленные на выживание, могут приобретать грандиозную значимость. В разгар бомбежки кому-то приходится покидать укрытие, чтобы принести воды. Ветераны вьетнамской войны описывают ту крепкую связь, которая возникает из-за необходимости прикрывать от огня спину товарища, которому нужно отойти в кусты: «Это такая близость, которую вам нигде не доведется испытать. Это ближе, чем отношения с матерью и отцом… братом и сестрой или любым другим самым близким членом семьи. Представить только – ты сидишь сняв штаны, а он тебя прикрывает… Друг без друга нам было не выжить»[350].

У испытавших всю интенсивность военных переживаний возникает глубокая взаимосвязь с теми, кто разделяет с ними эти переживания, и, наоборот, отчуждение от тех, кто ничего о них не знает. В таких экстремальных условиях часто отмечается и сильное желание простых вещей, которые кажутся теперь недоступными. Приятельница из Хорватии рассказывала, как однажды во время войны они с подругой вбили себе в голову, что им необходимо пробежаться по магазинам и купить одежду. Они отправились в соседний город, где продолжал работать торговый центр, рискнув поехать по простреливавшимся пустым шоссе, и даже видели пролетавшие над головами снаряды.

Нет пути домой

Возвращение в «обычный» мир иногда тоже оказывается невозможно. Одна хорватка рассказала, что ее муж сражался на линии фронта, а линия эта проходила так близко к их дому, что он легко мог отпроситься домой на несколько дней. Однако он никак не мог вернуться в мирную жизнь психологически, и супруги начали испытывать глубочайшее отчуждение. Они жили в разных мирах и не могли навести между ними мосты. Он мечтал снова попасть на фронт, чтобы оказаться среди тех, кто его понимает.

После войны солдатам приходится возвращаться в мир, который они успели забыть. Лишь немногие заинтересованы в том, чтобы наладить связь с этим миром и осознать свой военный опыт. То же самое можно сказать и о беженцах, попадающих в страны, жители которых ничего не знают об их переживаниях. Помню, как, впервые вернувшись из Хорватии и рассказывая о том, что увидела и узнала, я замечала пустоту в глазах собеседников. Они словно закрывали передо мной дверь. Поначалу я думала, что к подобной реакции приводят мое возбужденное состояние и несвязность повествования, и только позже поняла, что эта ситуация в некоторой, пусть незначительной степени схожа с ситуацией человека, вернувшегося и одновременно не вернувшегося с войны. На первом семинаре в Хорватии мы затронули нечто настолько поразительное, что я не была в состоянии донести это до других, не могла разделить свой опыт с окружающими по возвращении «домой».

Проблему экстремальных состояний во время войны невозможно осознать, рассматривая отдельный регион или одну историческую ситуацию. Точно так же нельзя понять жестокость, изучая лишь тех, кто выглядит жестоким. Необходима более широкая, системная картина. Те из нас, кто живет вдалеке от войн, идентифицируют себя с «обыденным», одновременно отгораживаясь от войны и проецируя на ее участников экстремальные образы (героические или ужасающие). Видя солдат, которые не могут «вернуться домой», мы захлопываем перед ними двери. Журналисты, побывавшие в зоне боевых действий, и другие специалисты, поработавшие в горячих точках под эгидой ООН или иных международных и правозащитных организаций, тоже зачастую испытывают сложности с «возвращением домой». Это связано с травмой и чувством,