Личность и патология деятельности - Блюма Вульфовна Зейгарник

В этих случаях общепринятой является оценка разорванности мышления больного по признаку отсутствия понятных экспериментатору или врачу связей между отдельными элементами высказываний больного. Этот критерий «понятности» высказываний больного явно недостаточен; поэтому возникает необходимость более детального рассмотрения объективных признаков разорванности. Рассмотрим примеры: больной Н. – дефектный шизофреник. При внешне упорядоченном поведении и правильной ориентировке в обстановке часами монотонным, спокойным голосом произносил монологи, не проявляя при этом никакой заинтересованности во внимании собеседников. Приведем записанный на магнитофоне отрывок его монологической речи. «Почему, я вот почему, мне, конечно, никто не сказал об этом и где я вычитал это, это и нигде не показано. И думаю я твердо, конечно, знаю, что это материя движения, весь земной шар. Да, я думаю, долго я думал об этом деле, но вижу, что значит это – живая материя, она, находясь, вот значит живая материя, вот я думаю, что потом я думаю, раньше я учился – сколько я не учился, все же учился. Воздух – не живой, ну а кислород, водород – все это мертвые вещества, а мне теперь представляется, что вся населяющая окружающую атмосферу зелень окутывает, ну, живое существо, совершенно живое, вот, и оно состоит, представляю, как этот, дым только не сразу, как он появился, вот так уже разошелся чуть-чуть заметно и состоит из таких мельчайших существ, просто трудно различить, вот, и они имеют страшную силу, конечно, они вселиться могут куда хотите, через поры любого существа, вот. Вот это и двигает в то же время, вот я считаю, вот, что и зарождались-то. Почему женщина, вот эта материя, по-моему, весь род на земле происходит. По определению, ну, например, форма человека в утробе женщины тела этого была, ну, говорит там плоть какая-то там, чтобы художники, определенно художник, да, д-да».

Анализ приведенного монолога приводит к следующим выводам: во-первых, в этом довольно длительном высказывании нет никакого рассуждения; больной произносит ряд фраз, но не сообщает в них другим людям никакой содержательной мысли, не устанавливает никаких, хотя бы ложных, связей между явлениями и предметами. Во-вторых, в этом монологе нельзя даже обнаружить определенного объекта мысли; больной называет ряд предметов: воздух, материю, художника, происхождение человека, но в его высказывании нет смыслового объекта, нет логического подлежащего. В-третьих, больной не пытается передать своими словами какое-либо, пусть смутное, переживание, не выражает в своей речи никакого отношения к другим людям. Следовательно, речь этого больного лишена всех своих основных характерных для человеческой речи признаков; она не является ни орудием мысли, ни средством общения с другими людьми. Между тем внешняя артикуляционная и даже в значительной мере грамматически связная форма речи сохранена.

Грамматический строй речи человека является, как известно, отражением объективно существующих сложнейших связей между предметами и явлениями реального мира. Объединяя слова в предложения, согласуя и различая их окончания, связывая их предлогами и т.д., человек осуществляет таким образом тончайший анализ и синтез мысли, отражающий сложные взаимоотношения предметов и явлений. При усвоении грамматически связных форм речи происходит выработка определенных динамических стереотипов, благодаря которым произнесение слов и предложений превращается в навык, то есть в автоматизированно протекающий процесс. В условиях нормального психического развития навык этот не приобретает, однако, самостоятельного, вспомогательного значения, подобно навыкам ходьбы, бега и т.д., а всегда неразрывно связан со сложными видами психической деятельности, точнее с мышлением. Навык грамматически связной устной речи практически реализуется лишь в единстве со сложной деятельностью обмена мыслями между людьми.

В приведенных выше отрывках речи больного этого полноценного единства нет. Речь больного как бы деградировала, снизилась до уровня простого автоматизма, лишенного содержания.

Второй особенностью мышления данных больных является ослабление свойственных нормальным людям обычных, устанавливающихся благодаря жизненному опыту, привычных ассоциаций. Так, например, когда больному предлагают ответить на сказанное ему слово любым пришедшим на ум словом, то нормально мыслящий человек отвечает обычно словом, содержательно с ним связанным. Больной с элементами разорванности мышления отвечает, например, на слово «луна» – «яд»; на слово «пение» – «колесо» и т. д. Ассоциации его являются непонятными, неожиданными, потому что они не отражают объективно существующих (внешних или внутренних) связей между данными предметами. Старые психиатры описывали это расстройство мышления как «атаксию» или «диссоциацию» его.

Из сказанного видно, что разорванность является сложным видом расстройства мышления. Его можно рассматривать как крайнюю степень нарушения логического строя мышления, обусловленную комплексным сочетанием почти всех описанных в данной главе элементов.

Но и это оказывается недостаточным. Полной картины шизофренической разорванности мышления не возникает без сочетания описанных выше особенностей с нарушением критичности и целенаправленности мышления, к описанию которых мы переходим в следующей главе.

Описанные в этой главе нарушения мышления наблюдались, как мы видим, у больных с различными заболеваниями; они носят различный характер, степень выраженности их тоже различна. Поэтому следует остановиться на анализе того принципа, который дал нам возможность объединить их в одну группу: «Нарушение логического строя мышления». На первый взгляд объединение столь разнородных видов мышления, как скачка идей, откликаемость, вязкость мышления, непоследовательность суждений, соскальзывания, разноплановость, разорванность мышления, кажется неубедительным, особенно в свете клинических задач, направленных на поиски специфических для отдельных форм заболеваний видов нарушений мышления. Для доказательства возможности такого объединения вернемся еще раз к понятию мышления. Исходя из положений И.М. Сеченова, проф. С.Л. Рубинштейн подчеркивает, что задачей исследования психической деятельности является раскрытие его как процесса. Полноценность мыслительного акта зависит не только от глубины обобщения, но и от последовательности и взаимосвязи отдельных элементов суждений. Мышление больных, вошедших в эти многочисленные подгруппы, характеризуется именно нарушением подобной процессуальной стороны. При скачке идей, при непоследовательности суждений больные могут уловить травильный смысл задания, но не удерживают его до конца; при вязкости мышления больные из-за плохой переключаемости не могут синтезировать различные части задания. При всех описанных нарушениях мышления больные не доводят до конца своих суждений. Те задачи, которые требуют одномоментных решений, доступны больным; нарушения мышления выступают при многоактных заданиях, требующих последовательной цепи рассуждений…

Феноменология описанных в этой главе мыслительных нарушений пестра и разнообразна, нарушения мышления, как процесса, не выступают в чистом виде, они сочетаются с аффективными нарушениями (например, при эпилептической вязкости мышления, разорванности мышления больного шизофренией). Однако, несмотря на всю пестроту, все описанные в этой главе нарушения мышления характеризуются нарушением динамики процессуальной стороны мышления. Поэтому мы объединили их в одну главу: «Нарушение логического строя мышления».

Разумеется, в конечном счете и у этих больных нарушается процесс обобщения, ибо при выраженной непоследовательности