Личность и патология деятельности - Блюма Вульфовна Зейгарник

дезориентировка больных. Так, один из них говорил, что он находится в ресторане (в это время накрывали на стол) и тут же заявил, что здесь мастерская часов (часовщик чинил часы), спустя 5 минут во время обхода врача определил правильно, что здесь больница. Поведение же больного, его поступки были вполне адекватны ситуации больницы. Неправильные ответы являлись результатом того, что любой предмет, привлекавший его внимание, менял оценку ситуации.

Подобная двойная ориентировка имела место и у больного, описанного Зверевой. Он утверждал, что находится в вагоне и в то же время в больнице.

В ассоциативном эксперименте больные в качестве ответа называют слова, обозначающие предметы, находящиеся в поле их зрения, даже в том случае, если экспериментатор запрещает им это делать.

Можно себе представить, что быстрая откликаемость больных, диффузность их суждений, резко наступающие колебания связаны с такими изменениями высшей нервной деятельности, которые И.П. Павлов характеризовал как гипнотические фазовые состояния.

Уместно отметить, что исследования С.Д. Каминского и В.И. Савчук выявили на основании изучения условно рефлекторной деятельности больных гипертонией наличие у них фазовых состояний; указанные исследования проводились и на ряде больных, подвергавшихся нашему исследованию.

Наличием гипнотических фаз можно объяснить и некоторые другие нарушения психической деятельности больных, которые могут на первый взгляд импонировать как «изолированные нарушения». Речь идет о своеобразном нарушении памяти этих больных, занимавшим в их клинической картине ведущее место. Мы говорили выше о том, что эти больные часто не могут рассказать о своей жизни, не помнят своих близких, не оценивают временных соотношений. Почти всегда клиническая оценка этих больных дается в понятиях амнестического симптомокомплекса для амнестического слабоумия. Если, однако, расчленить процессы усвоения нового на классическую триаду: усвоение, удержание и воспроизведение, то оказывается, что больше всего страдает последнее. Больной не может во время опыта повторить басню, он «забыл» ее, но в дальнейшей беседе, иногда спустя несколько дней, ему удается в ином контексте воспроизвести даже мелкие детали этой басни. Многие образы, представления и впечатления преподнесенного им материала рано или поздно обнаруживают свое существование в их мыслительном потоке.

Для доказательства этого положения мы решили прибегнуть к такому виду эксперимента, который позволил бы менять степень концентрации усилий больного. Опыт заключается в следующем.

Мы предлагали больным запомнить 15 слов; инструкция гласила: «Я вам сейчас буду говорить ряд слов, вы их напишите и постарайтесь хорошенько запомнить, вы должны будете их повторить» (1-я серия). После того как выяснилось, что больные воспроизводили лишь незначительную часть слов, им предполагалось другое задание, состоящее из следующих элементов: написать 10 цифр, нарисовать 5 треугольников, 5 кружочков и, наконец, написать 15 слов (2-я серия). Таким образом, в серии 1-й инструкция направляла внимание больного на усвоение слов, а в другом случае это усвоение раздражителей происходило бы вне усилий больного.

Оказалось, что те больные, которые запомнили всего 3–4 слова в первой серии, теперь во 2-й серии вписывали 6–7 слов из того же ряда, которые они раньше должны были воспроизвести.

Данные этого эксперимента подтверждают наше предположение о том, что концентрация усилий больных на определенной деятельности (в данном случае – на деятельности воспроизведения) приводила к ее ослаблению.

Характер изолированного расстройства принимает иногда и речь больных. Периодами в речи больных обнаруживаются амнестические западения и парафазии. На картинку с изображением катушки больная Ф. говорит: «Это представляет из себя вернее… не знаю…»

Экспериментатор подсказывает: «Кату…»

Больная: «Катушка».

На картинку, изображающую пепельницу: «Это для анализа».

Экспериментатор: «Что сюда бросают?»

Больная: «Можно жженые спички, жженый огонь».

Еще в 1938 г. в психологическом исследовании Гальперина и Голубовой была сделана удачная попытка объяснить механизм парафазии с помощью теории академика И.П. Павлова о запредельном торможении. Авторы обратили внимание на то, что больные часто не находят нужного слова в момент, когда усиленно ищут его, но нечаянно произносят его после, когда перестанут искать. Использовав методический прием переключения усилий, авторы экспериментально доказали роль запредельного торможения как основного механизма парафазии.

Следует отметить, что в наших случаях это были не только отдельные ошибочные слова или названия предметов. Вся речь больных строилась в каком-то непонятном исковерканном стиле, а в отдельных случаях нелепость ответов доходила до такой степени, что возбуждала сомнение в наличии разорванности.

Приведенный выше больной на вопрос, сколько будет 3 x 4, отвечает: «Это заразная вещь». Больному показана картинка, на которой изображена телега со слетевшим с оси колесом. Больной говорит: «Свекла, она может быть спрессована, но во всяком случае это не жидкая вещь…»

Таким образом, и нарушения речи и памяти больных не являлись изолированными расстройствами, они были обусловлены появлением гипнотических фазовых состояний. Описанная в целом картина нарушений является более тяжелым вариантом изменений, представленных в предыдущем параграфе. Возможно, что здесь фазовые состояния легче возникают, носят более тяжелый характер. Состояние больных расценивается иногда как состояние измененного сознания.

5. Соскальзывания

В клинических описаниях расстройства мышления при шизофрении встречается иногда термин «соскальзывание», но, насколько нам известно, специального исследования этого явления нет. Выделить этот симптом нарушения мышления удается лишь у сравнительно сохранных еще больных, так как в противном случае ошибки суждений вследствие соскальзывания как бы перекрываются иными, более грубыми. Сущность его заключается в том, что, правильно решая какое-нибудь задание либо рассуждая о каком-нибудь предмете, больные неожиданно сбиваются с правильного хода мысли по ложной, неадекватной ассоциации, а затем вновь способны продолжать рассуждение последовательно, не возвращаясь к допущенной ошибке и не исправляя ее.

Больной Щ-а (история болезни д-ра Г.Я. Авруцкого)

1932 г.р., токарь. Рос замкнуто, учился неровно. Диагноз: шизофрения. Из анамнеза: дед и тетка больного были больны шизофренией.

Бродяжничал, злоупотреблял алкоголем. Последние годы работал токарем на заводе. Товарищами по работе характеризовался как молчаливый, дисциплинированный, хороший работник. Первые признаки психических нарушений появились в мае 1953 г. Стало казаться, что окружающие «что-то знают о нем», что все говорят о нем, «мысли стали путаться». Испытывал страх. Был стационирован в больницу им. Ганнушкина.

Психическое состояние: ориентирован правильно. В отделении держится в стороне, отгорожен, бесцельно бродит, малодоступен, контакт налаживается с трудом. Подозрительно относится к окружающим, все кажется измененным, не может понять, что с ним происходит, он стал другой.

Ему кажется, что с ним должно случиться «что-то страшное». Без конца обдумывает, много размышляет. «Я думаю о себе и людях», «о жизненных вопросах». Считает, что, возможно, находится под гипнотическим воздействием врачей или «черных друзей». Ощущает себя «наблюдателем жизни», «а сам я как будто и не живу», «все изменилось вокруг и внутри меня».

Под влиянием инсулинотерапии