Личность и патология деятельности - Блюма Вульфовна Зейгарник

2. Больным предлагались небольшие рассказы, в тексте которых были пропущены слова. Испытуемый должен был их вставить.

Исследование обнаружило, что больные, понимающие правильно смысл поговорки, неправильно соотносили с ними фразы. Так, например, больной Т., объяснив правильно пословицу «не в свои сани не садись» – «не лезь не в свое дело», вместе с тем соотносит с ней фразу «зимой ездят на санях, а летом на телеге». «И здесь говорится про сани» – мотивирует он.

Не менее резко обнаружилась несостоятельность наших больных при выполнении задачи, где им приходилось вставлять пропущенные слова в текст рассказа. Они вписывали случайные, явно неподходящие слова, которые можно было бы употребить в данном предложении, лишь если взять его в отрыве от остального контекста.

Таким образом, у описанного выше больного Т. получился следующий нелепый текст: «Один человек заказал пряхе тонкие руки[25]. Пряха спряла тонкие нитки, но человек сказал, что нитки нет и что ему нужны нитки самые тонкие. Пряха сказала: „Если тебе эти не тонки, то вот тебе другие“, и она показала на другое место. Он сказал, что не видит. „Оттого и не видишь, что они тонки, и я сама их не вижу“. Дурак обрадовался и заказал себе такие две руки, а за эти заплатил деньги».

Сопоставление экспериментальных данных с данными клинического исследования наших больных обнаруживает единую структуру их нарушений. Грубо ошибочные, случайные решения больных при решении экспериментальных задач, невозможность учета своего опыта и своих возможностей в эксперименте, бездумное поведение больных в клинике и в трудовой ситуации, отсутствие отношения к своей работе – все это указывает на то, что действия наших больных не подчинены личностным целям и не регулируются их мышлением.

Выполнение любого задания, в том числе и экспериментального, предполагает понимание того, какое значение имеет выполняемая работа в данной конкретной ситуации. Выполнение действия предполагает и знание средства работы, но, самое главное, человек должен уметь оценить, насколько его действия соответствуют поставленной задаче. И чтобы такая оценка могла осуществиться, необходимо, чтобы человек понимал свои цели и возможности, чтобы он действовал из осознанных потребностей. Об этом хорошо сказал уже И.М. Сеченов: «Когда человек что-нибудь придумывает или силится что-нибудь вспомнить (все это фигурное выражение), значит, мысль, которую он ищет, нужна ему для какого-нибудь дела, иначе он был бы сумасшедший; дело и есть, стало быть, мотив, определяющий те темные процессы, которые фигурно называются поисками или стараниями придумать, припомнить». Таким образом, И.М. Сеченов считает, что мысль здорового человека должна быть целенаправленной. У наших же больных целенаправленность мыслительной деятельности нарушена. Их мысли и действия не направлены на достижение жизненно важной для них цели. В этом главное. Но в норме, не будучи источником деятельности, мышление является регулятором действий человека. И.М. Сеченов подчеркивал, что мышление включает в себя возможность регуляций действий и контроля над ними. Он писал: «Разумность мысли начинается только с того момента, когда она становится руководителем действий, то есть когда познаваемое отношение кладется в основу последних. Тогда действия, получая цель и смысл, становятся целесообразными, руководитель получат характер разумного направителя их»[26].

Практические действия наших больных недостаточно регулировались мышлением. Именно применительно к подобному типу распада мышления относятся слова И.П. Павлова об ослаблении «регулирующих, корригирующих влияний общих словесных понятий».

Если распад мыслительной деятельности других категорий больных большей частью характеризуется ослаблением синтеза и анализа, затрудненностью процесса обобщения и переноса, то описанный нами вариант нарушений мышления показывает, что распад мышления может быть другого генеза, он может быть обусловлен нарушением личности.

Неумение управлять своими действиями мы видим и у слабоумного больного. Если больной не понимает смысла задания, то тем самым он не может правильно оценить его и отнестись к нему. Фигурально выражаясь, больному нечем измерять, сравнивать и оценивать. Однако если такому больному указать на его ошибки, то больной пытается, пусть несовершенно, исправить свои действия.

Неумение управлять своими действиями возникает и у больных, которые не в состоянии разобраться в окружающем из-за нарушения сознания. Случайные ассоциации направляют его мышление, случайные объекты вызывают его действия, поведение больного теряет свой произвольный характер. Однако эти состояния динамичны: мы нередко были свидетелями того, как подобный больной, который некритично относился ко всему происходящему вокруг него, мог в определенные промежутки времени правильно оценить свои действия.

Нарушение критики может наступить временно и у расторможенного больного. В состоянии возбуждения больной (и даже здоровый человек) совершает некритичные поступки, некритичные действия. Такой больной плохо регулирует свое поведение, свои действия. Реакции больного в таком состоянии бывают неадекватными, нелепыми, элементарными, подчас даже гротескными. Слабость торможения приводит к нелепым поступкам. Однако за всем этим скрывается личностная, подчас даже эмоциональная реакция.

Нарушение критики у наших больных, как мы уже видели, другого генеза: у них не было грубого нарушения познавательных процессов; не измененное состояние сознания, не аффективные сдвиги и не расторможенность определяли их безконтрольное поведение. Оно было проявлением их глубоко личностного нарушения.

Распознавание описанного нами вида нарушений мышления имеет значение для вопроса трудоустройства больного. Если интеллектуальное снижение проявляется в сужении круга ассоциаций, в отсутствии переноса, недостаточном анализе, необходимо думать о снижении уровня предполагаемой работы. Если умственная недостаточность больного проявляется в невозможности длительной адаптации к заданию, нужно думать о рекомендации работы, сокращенной по времени. Наших же больных следует ставить в такие трудовые условия, которые допускают постоянное, неослабевающее руководство со стороны.

Известное значение имеет распознавание подобного рода мыслительной недостаточности в детском возрасте. Исследования, проведенные М.С. Певзнер под руководством Г.Е. Сухаревой, показывают, что среди умственно отсталых детей имеется группа детей, которые выделяются своим поведением. Эти дети овладевали операциями счета, чтения, обладали относительно хорошей речью, вместе с тем они не удерживаются в массовой школе именно благодаря бездумности своего поведения. В отношении подобных больных детей необходимы были другие методы воспитания и обучения.

Заключение

Таким образом, отправляясь от клинических фактов, мы попытались проанализировать различные виды нарушения мышления в понятиях современной советской психологии.

Сопоставление результатов экспериментально-психологического исследования больных с клиническими данными дает возможность использования обнаруженных нами вариантов нарушения мышления как дополнительных критериев при установлении дифференциального диагноза, при анализе структуры дефекта, при учете эффективности лечения.

Это использование экспериментально-психологических данных не может, однако, всегда состоять в их прямом соотношений выделенного нами варианта с той или иной нозологической формой.

Наш экспериментальный материал показывает, что в то время, как некоторые виды нарушений мышления, такие