Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

В этом модусе голос — это всё. Это первое, на что отзывается младенец. Это память, которой нет, но которая работает. Голос, узнаваемый из утробы. Не запомненный — но узнаваемый. Мы не можем воспроизвести, как он звучал. Мы не помним, каким он был. Но если услышать его сквозь шум других голосов — узнаем. Среди сотни. Среди тысячи. Мы узнаем голос матери — даже если не можем сказать почему.

Это и есть имплицит. Память, которая не знает, что она память. Память, которая просто есть[12]. Как ритм, как запах, как напряжение в коже, когда нас не берут на руки. Это не то, что можно поднять. Это то, в чём мы живём.

Если младенцу повезло — рядом был кто-то, кто держал, кто смотрел, кто дышал в такт. Кто сказал «ты есть», не словами — телом. Тогда возникало базовое доверие: меня не бросят, меня заметят, меня будут держать, пока я не смогу держаться сам. А если нет — тогда всё становилось хаосом. Рваным, тревожным, холодным. Мир — как комната, в которой постоянно выключают свет. Как отец, который был с бородой — и вдруг без неё. Как мама, которая только что была — и исчезла. Малыш смотрит, не узнаёт — и пугается. Он не может соотнести. У него нет памяти, чтобы понять: «это тот же папа». У него есть только реакция: это незнакомец. А значит — опасность.

Мы думаем, что не помним. Но мы узнаём. Не воспоминанием — а телом. У каждого из нас есть этот момент, когда мы слышим знакомый голос в шуме чужих — и знаем. Не помним. Знаем. Автобиографическая память этого не удерживает. Эпизодическая тоже. А имплицитная — да. Она жива. Она работает. Она ведёт нас — даже если мы не знаем куда.

Эквивалент. Модус «как у меня — так и у тебя»

Следующий этап — эквивалентный модус. Мир в нём — не внешний. Мир — это отражение меня. Всё, что я чувствую, думаю, переживаю, — немедленно становится истиной. Мыслю — значит, так и есть. Чувствую — значит, это происходит. У ребёнка в этом возрасте ещё нет различения между внутренним и внешним. Он не отделяет свою эмоцию от внешней ситуации. Он не знает, что другой может быть другим.

Если ребёнок думает, что мама злится, — значит, она злится. Если он уверен, что игрушка скучает по нему, — она скучает. Если ему страшно — значит, страшно всем. Это не фантазия и не игра. Это внутренняя уверенность, что весь мир работает по тем же законам, что и его ощущение. Всё как у меня. Всё так, как во мне.

Каждому из нас знакомы такие ситуации из детства. Когда, например, кто-то сидит и что-то делает, а нам кажется — он делает это для нас. Он строит, рисует, поёт, и мы уверены: это всё для меня. Потому что я это почувствовал. И потому это правда. Мы не сомневаемся. Нам не приходит в голову, что у другого человека может быть свой мотив, свой контекст, своё намерение. Потому что в этот момент разделения не существует.

Эквивалент — это слияние. Без фильтра. Без границ. Если я рад — ты рад. Если мне больно — ты сделал больно. Если я расстроен — мир жесток. Всё во мне немедленно становится всем вне меня.

Это мышление без зазора. Без промежутка. Без «возможно». И именно в этом модусе формируются первые базовые связки между переживанием и значением. Здесь рождаются первые внутренние фразы: «ты плохой», «так нельзя», «я сделал что-то не так». Эти фразы не осмысляются — они впитываются. Они не обсуждаются — они становятся фоном. Становятся внутренним знанием, встроенным как фундамент.

В этом возрасте (между двумя и тремя годами) у ребёнка формируются первые страхи перемен и постоянства. Всё, что не совпадает с ожиданием, вызывает тревогу. Любое изменение воспринимается как разрушение. Всё должно быть так, как я это почувствовал. Иначе — обвал. Паника. Потеря.

Поэтому именно в этом возрасте так важно стабильное окружение. Один и тот же сад. Те же ритуалы сна. Одна и та же интонация. Повторы, ритмы, циклы — они дают ребёнку ощущение: мир совпадает со мной. Мир можно предсказать. А значит, можно в нём оставаться.

Если же в этом модусе происходит слишком много несоответствия — психика фиксирует: чувствовать — небезопасно. Ожидать — больно. Доверять — опасно. Потому что в каждый момент то, что должно было быть, не совпало. И не было внутренней зрелости, чтобы это переработать.

Эквивалент — это зеркало, но не узнавания, а проекции. Я не вижу другого — я вижу себя в другом. И если ты не соответствуешь моему внутреннему ощущению — значит, что-то не так с миром. Или со мной.

И если нам кажется, что этот модус остался в детстве, — стоит прислушаться к себе. Взрослые тоже часто мыслят эквивалентно: «ты не позвонил — ты меня не любишь», «ты смотришь в сторону — ты не со мной», «я чувствую тревогу — значит, есть угроза». И в эти моменты мы регрессируем в тот возраст, когда всё, что было внутри, становилось внешней реальностью. Когда не было другого. А был только я — растянутый на весь мир.

Как будто. Модус «а что, если…»

И вот в какой-то момент психика впервые делает вдох в сторону воображения. Всё, что раньше было жестко привязано к реальности, к настоящему моменту, к непосредственному восприятию и к собственному отражению, теперь распахивается внутрь. Впервые появляется модус, который даёт возможность сказать: «а давай, как будто бы».

Это и есть как будто. Тот самый устойчивый оборот из детской речи — «а что, если». Модус, в котором начинает разворачиваться фантазия. Ребёнок не просто повторяет услышанное, не просто имитирует. Он начинает внедрять авторство. Он придумывает, проектирует, выстраивает новую сцену. И не просто выстраивает — входит в неё.

Появляется удивительное качество: я могу быть кем-то другим. Я могу не быть собой. Я могу сказать: «а давай ты будешь моя мама, а я твоя дочка». Или: «я буду доктором, а ты — больным». Или: «давай, как будто бы мы дельфинчики и живём в тёплом море, и нас никто не трогает». Это уже не про слияние. Это про эксперимент с реальностью. Про способность изменить контекст, чтобы выдержать чувство. Туда же начинают погружаться страхи, и теперь они становятся