Невротический характер - Альфред Адлер

class="p1">«Я сижу за простым столом коричневого дерева. Девушка приносит мне большой сосуд с пивом».

Стол напоминает ему об одном погребке в Нюрнберге; в этот город он ездил на какое-то научное мероприятие и посетил Германский музей[176]. В том же направлении – германской культуры – вели мысли о большом сосуде с пивом. С самого начала понятно, что чрезвычайно музыкально одаренный пациент прибыл в Нюрнберг с сильными реминисценциями на тему «Нюрнбергских мейстерзингеров» Вагнера. Упомянув об этом, он начал выискивать сцену из вагнеровской оперы, в которой кто-нибудь пьет какой-нибудь напиток. Сначала на память ему пришел «Тристан»[177], затем прибытие Зигфрида ко двору Гунтера[178]. В обеих сценах герой пьет любовный напиток. То есть наш пациент чувствовал необъяснимую склонность к матери, как будто был околдован ее волшебными чарами. Наконец ему припомнился Зигмунд, которому его сестра Зиглинда с состраданием подала рог с медовым напитком[179]. Таким образом, смысл этого сновидения заключается в следующем: голос крови не молчал, мать с состраданием принимает его, он – герой, отнявший у мужчины (отца) его жену. Это взгляд на инцест, как у Вагнера: пациент вожделеет свою мать, словно опьяненный.

Психическая ситуация, в которую попал пациент, была «женской». Его старший брат вернулся домой из путешествия, и его встретили с большой любовью. Насколько же иначе выглядела встреча, когда сам он некоторое время назад возвратился из своей поездки по Германии! Мысль «Я обделен!» резко усилилась из-за приема, оказанного брату, и в сновидении пациент старается перейти на мужскую линию. Эта попытка не могла не потерпеть крушения – так и получилось! Той же ночью у пациента случился припадок.

Припадок имел целью вызвать у матери нежность и сострадание. С отцом это удалось легко. Но и мать забыла его ревнивые, часто грубые вспышки гнева, как только он потерял сознание, и какое-то время сидела у его кровати. Так он удовлетворил свое желание «иметь всё» – как брат, как отец. Первоначальная фикция «я не стану полноценным мужчиной» изменила свою форму и превратилась в идею «я тоже хочу обладать матерью, как отец, владеть ею, как брат». Чтобы активно двигаться дальше, ему потребовалось теперь глубоко прочувствованное убеждение в его склонности к матери – и он ее симулировал.

Глубинную цель его отношения к матери, которую он вожделел, выявил дальнейший анализ, вскрыв решающий момент в его чувстве незащищенности. В детстве, когда мать стала все больше пренебрегать им, он, как и многие дети в подобной ситуации, пришел к мысли, что он неродной ребенок в семье. При этих детских фантазиях руководящие идеи часто берутся из сказок «Белоснежка» и «Золушка». Когда его старший брат однажды заболел, мать не отходила от него. С тех пор нашего пациента так и подмывало своими обморочными приступами, которые он подсмотрел у своего дяди, беспрестанно испытывать родителей, особенно мать: не заговорит ли в ней голос крови? Эти испытания он проводил с поистине невротической ненасытностью, и таким образом и в этом случае выявились полное разрешение «эдипова комплекса», сущность его как аранжированной фикции, его условность как средства выражения мужского протеста против чувства незащищенности и неполноценности, его зависимость от невротической предохранительной тенденции «хочу иметь всё».

Внутреннее противоречие, нередко проявляющееся при этой форме мужского протеста, моральное осуждение поступков, сообразующихся с принципом «хочу иметь всё», а также глубокое осознание невыполнимости этого принципа и страх принятия решения, которое могло бы обернуться против пациента, – все это часто вынуждает к компромиссу. Лучше всего это можно выразить словами: пятьдесят на пятьдесят! Пациент ищет выход из этой дилеммы и находит его – Divide et impera![180] Порой этот путь оказывается подходящим из-за возможности удовлетворить жажду власти. Иногда это приводит к яркому выражению чувства равенства и любви к справедливости в культуре, но также в утопии.

II. Невротическое расширение границ через аскетизм, любовь, страсть к путешествиям, преступление. – Симуляция и невроз. – Чувство неполноценности у женского пола. – Предназначение идеала. – Сомнение как выражение психического гермафродитизма. – Мастурбация и невроз. – «Комплекс инцеста» как символ жажды власти. – Сущность бреда

Попробуем теперь разобраться, как и почему компенсирующая руководящая идея «хочу иметь всё» иногда сворачивает с прямого пути и, пользуясь окольными путями или с помощью своего рода трюков, приводит к странным невротическим, порой преступным, а иногда к творческим достижениям, с тем чтобы в конечном итоге достичь своей цели и каким-нибудь способом повысить личностное чувство либо по крайней мере – пока невроз остается продуктивным – уберечь его от принижения. Уже бережливость, скаредность и аскетизм некоторых невротиков показывают нам подобный окольный путь, на котором пациент чувствует себя так, как будто он неуязвим, и именно поэтому выбирает его. И тогда он движется строго по этим фиктивным руководящим линиям, верит в них, а в ситуациях особой незащищенности доводит свое ненормальное состояние до психоза. В меланхолии с преобладанием фантазий на тему обнищания пациент предвосхищает будущее с целью избежать реальной опасности подобно тому, как при ипохондрии опасаются реальных состояний, он пытается реализовать фикцию, акцентирует чувство неполноценности и использует свое страдание для защиты личностного чувства. Выражением этой алчности (желания «иметь всё») также являются навязчивая потребность покупать[181], фетишизм, невротическая страсть к коллекционированию и клептомания. Во всех таких случаях всегда очевидно стремление прорвать границы, установленные реальностью, сообразно с фиктивной направляющей линией, чтобы избежать чувства обделенности. При этом апперцепция всегда происходит по принципу строгого образного противопоставления «верх – низ» и часто заставляет пациента расставлять такие акценты, которые должны доказать, что он мужчина. В качестве средства выражения для этого вполне подходит сексуальный символ, что иногда дает в итоге утрированные мужские линии направления на странных окольных путях. Здесь пристраиваются нервозная лживость, бахвальство, склонность к аферам, а также попытки играть с огнем, с любовью, рисковать и подходить к краю пропасти, таким образом отодвигая заданные границы как можно дальше. Более безобидные проявления – это патологическая страсть к путешествиям, вырождением которой следует считать бродяжничество, фугу[182] невротических и психотических личностей[183]. Как правило, в образцовой модели у таких нервнобольных содержится личностный идеал, вершины которого они стараются достичь подражанием или своенравным, негативистским поведением. То же стремление расширить мужские возможности до предела лежит в основе устойчивой склонности читать или слышать о жутких, вызывающих ужас поступках, наблюдать за ними или совершать их самому. Нередко обнаруживаются также телепатические, спиритические наклонности, склонность к суевериям и к вере в чудеса.

Чем сильнее это стремление к бесполезному обладанию, тем