Невротический характер - Альфред Адлер

При этом пациентка широко использовала привилегии, предоставляемые ее заболеванием. Например, она могла уклониться, когда хотела, от любых общественных обязанностей, которые подразумевала ее роль хозяйки дома и выдающейся личности в провинциальном городке. Она принимала гостей и жаловалась им на свою болезнь, но ответные визиты делала лишь в исключительных случаях и таким образом обеспечивала себе привилегированное положение, как это обычно делают невротики. Она также могла избежать сравнения, сопоставления с другими, то есть в нашем смысле – проверок, к чему, как правило, дают повод общественные мероприятия[152]. В последние годы ее пугала мысль, что она стареет и поэтому не может больше влиять на мужчин. На примере одной подруги она видела, как смешны манеры молодой девушки у пожилой женщины. И тогда она решила особенно резко подчеркивать свой возраст в одежде, при этом на поверхность сознания проникла горькая мысль, что мужчина в ее возрасте отнюдь не был бы так смешон.

С горечью принимала она тот факт, что вынуждена провести свою жизнь в провинциальном городке, и всячески настаивала на переезде в Вену. Однако этого нельзя было добиться в открытой борьбе с мужем, потому что он, будучи на много лет старше, обезоруживал ее своей безграничной деликатностью и уступчивостью во всех других отношениях. Тогда она страшно поссорилась со своим братом и разыграла невероятный страх случайной встречи с ним в маленьком городке. Но этого оказалось мало, и у нее началась непреодолимая бессонница, основной причиной которой она сочла ночной грохот повозок под окнами своей спальни. Так она добилась временного переезда в Вену и нашла пристанище неподалеку от квартиры дочери, подчеркивая, что здесь царит райский покой и она опять сможет нормально спать.

С тех пор как ее дочь жила в Вене, пациентка все сильнее ненавидела маленький провинциальный городок. Анализ показал, что она очень завидовала дочери из-за ее привилегий, в числе которых был и дворянский титул. Пациентка тоже хотела жить в Вене и давно бы уже исполнила это намерение, если бы в Вене ей не угрожала новая опасность – покрывать расходы дочери из собственных средств.

Соперничество с дочерью, живущей в Вене, целиком лежало в сфере бессознательного и прикрывало детскую направляющую линию: желание превзойти избалованную старшую сестру. Эта направляющая линия оказалась эквивалентом другой, лежащей в ее основе и нацеленной на то, чтобы приобрести большее влияние – такое, какое мог бы иметь брат.

Из-за больших денежных расходов, которых требовала жизнь в Вене, в ее стремлении к превосходству возникло некоторое противоречие. Невротик, мучимый чувством обделенности, ничего не оставляет безнаказанным. Он ощущает дальнейшее ущемление как умаление своего личностного чувства и в соответствии со своей направляющей линией как кастрацию[153], оженствление, изнасилование, а иногда и в образе беременности или родов[154]. В нашем случае особенно проявились ощущения, аналогичные беременности, а именно: тошнота, спазмы в животе и навязчивые мысли о наступившей беременности[155]. Боли в ногах представляли собой phlegmasia alba dolens[156], а стойкие запоры на «анальном языке» означали «легитимацию болезни». Сама пациентка и окружающие все время были озабочены ее стулом. Этим надежно обосновывались ее вечные страдания и зацикленность на них.

Глубже понять невротический способ выражения представляется мне невозможным без знакомства с введенным мною понятием «жаргонный язык органов». Этот жаргон выражен в фольклоре – в народных обычаях и речи. Фрейд неверно понимал его и создал из него краеугольный камень учения о либидо, теорию эрогенных зон. Особенно его работа об «анальном характере» и «анальной эротике» полна измученной, истерзанной фантазии. С нашей точки зрения, главное здесь – это относительная неполноценность определенных органов и отношение окружающих к ее проявлениям, а также общее впечатление от того и другого в душе ребенка. Невротически предрасположенные дети, чтобы эффективнее себя репрезентировать, постараются ассоциировать черты характера, порожденные их протестующим личностным чувством, – такие как упрямство, потребность в ласке, преувеличенная чистоплотность, педантичность, робость, честолюбие, зависть, мстительность – с подходящими проявлениями органической неполноценности, особенно с детскими дефектами. Один мой пациент с психогенной эпилепсией использовал такую «сцепку» – переплетение – для усиления мужского протеста: его припадкам обычно предшествовал запор, который он допускал, чтобы вызвать у родных тревожные предчувствия и напомнить о себе в каких-то унизительных ситуациях.

Упрямство и детский негативизм могут быть довольно развитыми уже к концу грудного возраста. И тогда их связывание с аномалиями дефекации, мочеиспускания и питания дает усиленный резонанс. «Ребенок, отказывающийся отправлять нужду», получает удовольствие не от раздражения ануса посредством задерживания каловых масс, а от своего удовлетворенного упрямства, которое пользуется этим недостойным средством; да и в более позднем возрасте он может приписывать ощущениям в заднем проходе сладострастность, пока не излечится от упрямства. Мать одной двухлетней девочки, еще мочившейся в постель и проявлявшей сильное упрямство, ярко выраженные черты негативизма и самостоятельности, рассказывала мне, что разбуженный ребенок, еще заспанный, спокойно отправлял свои естественные потребности, но если он совершенно проснулся, то делать это отказывался. Если где-то к концу этого процесса девочка окончательно просыпалась, то опрокидывала горшок и долго ревела от ярости, словно ее захватили врасплох; если же она оставалась заспанной, то потом спокойно спала дальше. Другая девочка 17 месяцев от роду регулярно выказывала желание сесть на горшок, когда хотела вызвать мать из соседней комнаты.

Таким образом, во всех случаях можно видеть, что у ребенка раннего возраста ощущение самого себя находится в открытом или скрытом антагонизме к окружающим, что он в самом широком смысле борется и завоевывает, пока не сведет в единое целое все свои агрессивные побуждения[157] и не придаст им форму стремления к превосходству. Агрессия при этом противопоставляется мягкости, подчинению и слабости, а также проявлениям неполноценности, которые ребенок ощущает как «женские» симптомы и поэтому пытается побороть их. Разве что иногда обнаруживаются «переплетения», когда мужской протест подчеркивает «женские» симптомы, чтобы сделать из них для себя жуткое пугало, либо фиксирует их из упрямства или из трусости и тем самым обеспечивает образование гермафродитических черт, которые, однако, действуют в направлении мужского протеста. Например, слезы, болезнь, симуляция и утрирование, детские дефекты. И тогда «вышестоящая», воинственная направляющая линия – «я хочу быть настоящим мужчиной» – притягивает на себя все пригодные для этого физические симптомы и, прежде всего, проявления неполноценности, на которые преимущественно направляется собственное внимание, как и внимание