Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

В нём можно услышать тишину — и не выдержать её. Мы привыкли к шуму. К словам, к объяснениям, к комментариям, к необходимости что-то обозначить, назвать, оправдать, разъяснить. Кажется, что, если между нами зависает молчание, значит, разговор не удался. Что если кто-то молчит, значит, он думает о чём-то другом, ему неинтересно, он ушёл в себя. Мы заполняем молчание чем угодно: смехом, словами-паразитами, автоматическими репликами, которые говорят ни о чём. Но молчание может быть насыщенным. Молчание — это не пауза, это отдельный язык. В молчании происходят встречи, которые невозможны в словах. Когда мы не говорим, но смотрим друг на друга. Когда мы стоим рядом и знаем, что сейчас говорить не нужно. Когда мы не пытаемся объяснить — потому что всё уже ясно. Молчание можно держать, можно обрывать, можно разрывать, как тонкую ткань. Можно выдерживать — и чувствовать, как оно становится плотнее, гуще, как натянутая струна, которую страшно задеть. Или можно уйти в молчание как в спасение. Не говорить, не отвечать, не обозначать себя, не вступать в диалог, исчезать.

Есть молчание, которое соединяет, а есть молчание, которое рвёт. Первое — это доверие. Это то самое молчание, в котором можно стоять рядом, зная, что слова здесь излишни. Это когда нас слышат, даже когда мы не говорим. Это когда мы слышим себя — и понимаем, что нет смысла шуметь, доказывать, объяснять. Второе — это бегство. Это когда человек молчит, чтобы спрятаться. Или чтобы наказать. Или чтобы исчезнуть. Это когда молчание не пространство, а стена. Молчание не терпит фальши. Если мы не можем выдержать молчание в разговоре, это значит, что мы не можем выдержать самих себя. Нам нужно срочно что-то добавить, чтобы не столкнуться с тишиной, в которой слишком много настоящего. Молчание требует внутренней опоры. Тот, кто умеет молчать, не боится быть с собой. Он не боится, что его забудут, если он не подаст голос. Он знает, что его присутствие чувствуется и без слов. Творение всегда начинается с молчания. Перед тем как появится идея, перед тем как сформируется мысль, перед тем как рука потянется к клавишам или кисти, всегда есть мгновение тишины. Хаос не заглушают — его слушают. И только потом он начинает собираться в узоры.

Аналитический процесс — это не разрушение хаоса, а его изучение.

Глава 5. Психоанализ как метод возвращения себе себя

Каждое творение начинается с хаоса. Это не метафора, а реальность. Хаос внутри нас — это неопределённые чувства, напряжения, внезапные мысли, которые кажутся неструктурированными. Иногда они возникают из книги, взгляда другого человека или непростого разговора. И всё это — нечто, что притягивает, вызывает раздражение или желание разобраться. Хаос никогда не бывает пустым. Он может быть пугающим, но всегда скрывает потенциал. Что делает его интересным — это наше желание пытливо понять: что именно нас задело, что здесь связано с нашими внутренними процессами, а что — реакция на внешний мир. Этот процесс — не борьба и не бегство. Это исследование, которое требует внимания и готовности соприкоснуться с собой. Контакт с собой — это не только осмысление. Это доверие к своей интуиции, способность услышать ту тонкую грань между базовым доверием и адекватной, критичной недоверчивостью. Именно здесь — в этой тонкости — рождается ясность. Не полная, не абсолютная, но достаточная, чтобы сделать следующий шаг. Даже если он найдёт своё выражение в молчании и тишине.

Аналитический процесс — это не разрушение хаоса, а его изучение. Ты берёшь этот сырой материал, погружаешься в него и находишь тот импульс, который становится твоим. В этом процессе нет копирования и нет готовых ответов. Есть интерес, осмысление и честность перед собой. Именно поэтому аналитики молчат. Акт творения — это акт пациента при абсолютной пассивности аналитика.

Хаос порождает космос. Не абсолютный порядок, но личный, субъективный космический порядок — твой собственный мир в необъятном хаосе вокруг. Работать с хаосом — это как ходить по канату: балансировать между аналитическим и креативным, структурным и ассоциативным. И это не просто интересно, это непросто. Психоанализ не занимается самооценкой. Он не даёт готовых рецептов того, как «почувствовать себя лучше» или «научиться любить себя». Это не про позитивное мышление и не про мотивационные призывы. Психоанализ — это о понимании, а не о подмене реальности.

Самоценность — не «я хороший» и не «я плохой», не набор внешних характеристик, а то, что остаётся, когда всё внешнее уходит. Она формируется из нашей способности осознавать свои потребности, страхи, внутренние конфликты и способы их разрешения. Почему понимание потребностей важнее работы над самооценкой? Часто можно услышать, что человек хочет «повысить самооценку», но, если спросить, на чём эта самооценка основана, он не сможет ответить. Уверенность в себе кажется чем-то абстрактным, чем-то, что нужно «внедрить», но на самом деле она держится не на установках, а на глубоком знании своих потребностей.

Если человек не знает, что ему нужно, он будет либо зависеть от внешнего одобрения, либо пытаться насильно внушить себе уверенность, основанную на фиктивных образах. В первом случае его самоценность постоянно будет зависеть от других людей, от их реакций и оценок. Во втором — он будет строить на песке, создавая для себя ложные цели, а потом проваливаясь в тревогу и бессилие, когда они не дадут желаемого эффекта. Но если человек знает, чего он хочет, почему он этого хочет и откуда в нём взялось то или иное желание, его опора становится устойчивой. Он перестаёт зависеть от случайных внешних факторов. Он понимает механику своей психики, а значит, может управлять своей жизнью, а не просто реагировать на внешние стимулы. Самоценность — это не о том, чтобы «чувствовать себя достойным». Это о том, чтобы понимать, кто ты есть, и уважать то, как ты устроен.

Потребности как скрытые мотивы

Фрейд показал, что человеческие желания сложнее, чем мы привыкли думать. Они не лежат на поверхности, они не оформлены в ясные, рациональные формулировки. Человек может говорить, что хочет успеха, но его бессознательное будет сопротивляться, потому что успех может означать что-то угрожающее для его идентичности.

Потребности — это не просто «чего я хочу», это «что мной движет», даже если я этого не осознаю. И вот здесь психоанализ предлагает не просто «узнать, чего ты хочешь», а разобраться, почему ты хочешь именно этого, почему ты не позволяешь себе хотеть чего-то другого, почему некоторые желания кажутся тебе опасными, а другие — навязанными