Невротический характер - Альфред Адлер

у честолюбивых людей, потерявших на какое-то время – короткое или длительное – веру в себя[133]. В случаях заикания всегда преобладают страстное желание, чтобы тебе потакали, и стремление найти смягчающие обстоятельства.

Но в нашей культуре по большей части признается право детей видеть в накопительстве путь к власти. Вот и у нашего пациента воля к власти приняла внешнюю форму бережливости и скупости, а он еще и придал им дополнительный надрыв. Лишь противоречие между откровенной низменной скупостью и личностным идеалом, который вынужден считаться также и с общественными интересами, вынудило его к тому, чтобы скрывать проявления скупости, при помощи которых он хотел превзойти отца, и форсировало заикание в качестве замены для достижения невротического превосходства.

В ходе дальнейшего анализа обнаружились истоки его стремления к обладанию собственностью. В первые годы жизни пациент почти постоянно страдал желудочно-кишечными расстройствами, обусловленными какой-то врожденной неполноценностью пищеварительного тракта. В семье желудочно-кишечные заболевания также играли большую роль. Пациент очень точно помнил, как часто его лишали вкусной еды, несмотря на его чувство голода и сильную тягу к ней, в то время как родители и другие дети в семье наслаждались всякими лакомствами. И он, где мог, подбирал еду, конфеты и фрукты, чтобы позже всласть попировать. В этой склонности к собиранию и сбережению впрок мы уже можем видеть действие закладывающейся предохранительной тенденции, которая всегда работает на то, чтобы как-нибудь компенсировать чувство обделенности. Бывает, что это чувство доводит человека до воровства, особенно если имеется неудачное соперничество с близкими.

Насколько далеко заходит чувство неполноценности, можно продемонстрировать на гипотетическом примере, который я считаю аналогичным нашему случаю. Жажда власти и, как следствие, обладания может так сильно разжигаться чувством неполноценности, что обнаруживается в таких эпизодах в ходе психического развития, где ее едва ли можно заподозрить. Маленький пациент подобного типа, увидев отца или брата за едой, сначала захочет, например, яблоко, которое ему почему-либо запрещено есть. В нем пробудится зависть, и через короткое время такой ребенок может зайти в своих размышлениях и «думании наперед» до того, чтобы – из стремления к равенству – не позволить другому иметь то, чего еще нет у него. Скоро он разовьет эту, безусловно, не очень уж важную мысль до такой степени, что захочет заранее подготовиться ко всему, он будет весь год тренироваться в лазании и прыжках, особенно если он изначально плохо развит физически, чтобы осенью суметь влезть на дерево как мастер. Человеческая психика не может все время рассчитывать на фиктивные конечные цели, и такой ребенок, казалось бы оторванный от своей конечной цели, будет использовать свою готовность к спорту и гимнастике для реализации других тенденций, которые будут другими способами поддерживать личностное чувство. Это примерно как наши современные государства занимаются гонкой вооружений и готовятся к войне, даже не зная будущего врага.

Наш пациент в детстве легко мог принять за образец своего отца, так как тот превосходил всех окружающих в росте, силе, богатстве и социальном положении. Если маленький мальчик хотел избавиться от своей неуверенности, в которую его ввергала конституциональная неполноценность, то он вынужден был готовиться к жизни словно по плану, нацелившись на некую фиксированную точку. Сильно выраженная направляющая линия к отцовскому идеалу – уже невротическая черта, так как она помогает нам понять страдания и сверхнапряжение ребенка, чувствующего себя незащищенным. Предохранительные тенденции в неврозе выводят пациента из сферы его собственных возможностей и толкают на тот путь, по которому можно уйти от действительности: 1) потому что он превращает свою фикцию – сравняться с отцом или превзойти его – в конкретную задачу и, следовательно, вынужден в соответствии с ней формировать, группировать и обрабатывать все свои переживания; 2) потому что такого рода абстрактную фикцию никогда не воплотить в действительность, если мы не имеем в виду психоз; 3) потому что переоцененная в таких случаях цель одновременно и отпугивает. Таким образом, в психике ребенка формируется своеобразное стремление: интенсивно искать решения, соизмерять, взвешивать их и медлить с их принятием, и об этой черте характера я должен сказать кое-что еще.

Фактор, который, судя по моему опыту, в первую очередь повинен в том, что невротичные дети слишком остро воспринимают пример отца, выявляется при поисках половой роли, как я уже показывал в своих работах. Невротически предрасположенный ребенок, то есть ребенок, находящийся под давлением чувства неполноценности, хочет стать мужчиной, а как только невроз манифестирует – быть мужчиной. В том и другом случае речь может идти только о соответствующей манере поведения – как если бы он был мужчиной или должен им стать. Усиленная предохранительная тенденция и здесь вынуждает начинающего невротика выстраивать внешнее поведение в соответствии с фикцией, так что иногда можно наблюдать отчасти сознательную симуляцию: например, девочка, чтобы избавиться от чувства неполноценности, вначале сознательно подражает отцу, заимствуя у него мужские жесты. Нет причин полагать, что она при этом влюблена в отца. Достаточно того, что она высоко оценивает мужской принцип, хотя, разумеется, иногда это может восприниматься и самой девочкой, и окружающими как влюбленность, если подготовка к будущему требует как-то отражать в игре идеи любви и брака. В случае с нашим пациентом направляющая линия к компенсирующему личностному идеалу превратилась, изменив форму и содержание, в честолюбивое стремление превзойти отца в богатстве, престиже и, следовательно, в мужественности.

Поиск собственной половой роли включился интенсивно и типичным образом – в форме сексуального любопытства, при этом пациент из-за своего чувства неполноценности ощущал собственную малость относительно роста и величины отца как горькую обиду, как недостаток мужественности. Его честолюбие, благодаря которому он мог бы преодолеть стадию неполноценности, породило в нем чувство стыда: никто не должен был увидеть его маленькие по размерам гениталии, когда он раздевался. Свой вклад внесло еще и то, что он был иудейского происхождения. Он кое-что слышал об обрезании и подозревал, что при этой операции его еще больше обделили – «укоротили». Мужской протест заставлял его обесценивать женщин, потому что ему казалось, что таким способом он может доказать свое превосходство, и он вконец испортил свои отношения с матерью. Дипломатическим путем он пытался добиться расположения отца, но и к нему питал враждебные чувства, которые особенно ярко проявлялись тогда, когда отец подчеркивал свое превосходство, к чему имел выраженную склонность. В этой сумятице чувств пациент искал ориентиры и нашел их только в мысли о том, чтобы превзойти отца, стать в большей степени мужчиной, чем он. Таким образом, осуществить мужской протест он мог, только пытаясь стать богаче, авторитетнее, умнее, чем отец, и