Невротический характер - Альфред Адлер

3. Эти факты, которые еще предстоит доказать, а также и словесное выражение «Мне снилось, как будто…» демонстрируют нам сущность сновидения как некой фикции, в которой видны предварительные пробные попытки овладеть ситуацией в будущем. Поэтому в сновидениях нервозных людей можно более отчетливо, чем у здоровых, наблюдать – или разгадать, сопоставив сновидение с душевной жизнью сновидца, – невротический способ апперцепции, работающий по антагонистическому принципу, а также акцентированное чувство неполноценности и главную личностную идею. Нередко ночные раздумья в сновидениях выступают в противовес дневному усердию; пациент, подобно Пенелопе, распарывает ночью то, что выткал днем.

4. Направленность невротически усиленной руководящей идеи выражается в сновидениях регулярно, в основном в образе стремления «наверх», или мужского протеста. И всегда обозначен женский, «нижний» операционный базис.

5. Повторяющиеся сновидения похожего содержания, а также припоминаемые детские сны наиболее отчетливо показывают фиктивную направляющую линию. Они выстраиваются по готовой подходящей схеме, которая создается и поддерживается невротической конечной целью. Несколько снов за одну ночь указывают на многократные попытки решения проблемы и характерны для более сильного чувства незащищенности. Так называемая «цензура сновидения» (Фрейд), имеющая своей целью скрыть или завуалировать положение вещей путем искажения, представляет собой действие предохранительной тенденции, которая предполагает изменение формы фикции в неврозе, как во сне, и пытается избежать обходным путем противоречия с мужской направляющей линией. Другие «искажения» связаны с абстрактным мышлением в сновидении, с применением обманчивых сравнений и с тем, что сновидение всего лишь отражение реальности.

6. Символика и такой искусный прием, как аналогия, в сновидении – это формально-содержательная радиация динамически усиленных аффектов, их, так сказать, художественные словесные образы. Это психическая надстройка на «сцепке» между психической ситуацией и тенденциозно, чаще всего ложно-софистически, притянутым напоминанием, которое должно привнести требуемый «идеей» резонанс. Преимущество моего рационального толкования сновидений состоит в том, что мы получаем возможность показать сновидцу его тенденцию и фокусы фальсификации, обычно отчетливые в сновидении, с помощью которых он пытается держаться своей линии.

Таким образом, исполнение в сновидениях детских желаний, позднее желания смерти и регрессии, как утверждал Фрейд, превращается в попытку «думания наперед» с целью обезопасить себя, причем на помощь в качестве напоминания привлекаются тенденциозно сгруппированные воспоминания – но ни в коем случае не либидинозные или сексуальные желания. Этот психический трюк применяется и в логическом мышлении. Сущность невроза, как и сновидения невротиков и их иллюзии, показывает нам единственное его отличие от нормы – усугубленную усиленной фикцией тенденцию подбирать эффективные воспоминания, коротко говоря, предлагают невротическую перспективу. Невротик не страдает от воспоминаний: он создает их. Соответственно, для понимания сновидения и невроза требуется рассмотрение их в динамике.

Как только найдена эта, безусловно, необходимая для ориентировки и безопасности реперная точка – цель, которая устанавливается тем выше, чем сильнее и дольше ребенка обременяло чувство неполноценности, – ее, по уже описанным причинам и из-за настойчивого стремления ребенка все сравнивать и спрямлять, необходимо стабилизовать, гипостазировать, объявить святой, божественной. На одной стороне располагаются реальные обстоятельства и действия субъекта, на другой, как компенсация чувства неполноценности, – бог, руководящая идея, воплощенные в какой-то личности, в каком-то событии. Теперь эта идеальная точка действует так, как если бы обладала всеми направляющими силами. Так из органической, объективной жизни, рефлекса – или инстинкта – или половой жизни возникает то, что мы называем душевной жизнью, психикой.

Каждый шаг ребенка направляется в этой системе и ею выверен. Беспрестанное взвешивание, нащупывание, предварительная обработка, постоянная готовность и соизмерение с идеалом – вот то, что продвигает ребенка вперед в его развитии. Он примеряется и к мужчине, и к женщине, причем «противоположность» полов дает дополнительную вспомогательную линию и принуждает ребенка ориентироваться по встречной, в некотором смысле враждебной, отклоняющейся линии – мужской. У невротически предрасположенного ребенка компенсаторная предохранительная тенденция, усиленная чувством незащищенности, прокладывает абстрактно-невротические углубленные линии, направляющие к завышенной цели мужского протеста. А более остро воспринимаемая противоположность полов создает более ранние и более убедительные предварительные установки по отношению к противоположному полу, тем более если оценка идеала исключительно как мужского (а у невротика это так) отражается на его чувстве неполноценности и заставляет воспринимать последнее как «женское».

Основы семейного воспитания таковы, что первые попытки достичь личностного идеала представляют собой заимствование черт наиболее высоко оцениваемой личности в семье, в большинстве случаев – отца. У невротически предрасположенных детей при сопоставлении с отцом усиливается чувство неполноценности, и они немедленно начинают конструировать воинственные готовности, как если бы им было необходимо превзойти отца. В этих предварительных попытках заключена также установка по отношению к другому полу, если интеллект ребенка не ошибается по поводу собственной половой роли, и многие свои готовности, предназначенные для будущего, он для пробы, в состоянии бодрствования либо галлюцинаторно в сновидениях, упражняет anticipando[123] в игровой форме[124] во взаимоотношениях с членами семьи другого пола.

Тот факт, что мальчик в некотором смысле берет за женский образец свою мать, как известно, отмечал Ницше. При этом ребенок устанавливает себе определенные границы и испытывает их. Если ребенок невротически предрасположен, то его желания безмерны. Неудовлетворенный слишком большой дистанцией, отделяющей его от идеала, он может испытывать также сексуальные желания в отношении матери, и это доказывает, как безгранична его воля к власти. Но фиксация сексуального отношения должна иметь иные причины, чем некогда взлелеянные желания из области невыполнимых. Вожделение мальчика распространяется и на других женщин в его окружении. И здесь мы видим ту же картину, что и с перверзиями. «Хочу овладеть матерью» становится признаком неудовлетворенности мальчика, символом его неумеренности в желаниях, его упрямства и страха перед другими женщинами, недостатка социального чувства. В последующей жизни «фиксация» на матери может возникать из похожих констелляций всегда потому, что это представляется ему защитой от эротики, а не потому, что влечение к матери когда-то было либидинозным. Не имеет значения, каким было реальное отношение к матери, – психика нервнобольного всегда будет использовать его тем или иным образом для того, чтобы не включаться в социум. Привязанность изнеженного ребенка к матери, играющая в неврозе важную роль, нуждается в особом лечении[125].

Чувство обделенности лишает невротика радости общения, препятствует его социальным контактам. Оно постоянно настраивает его только на то, чтобы «брать», и таким образом не позволяет ему быть непредубежденным и чувствовать удовлетворение, заставляет его больше думать о себе, чем о других. Поэтому невротику не дано распространять вокруг себя радость. Самое большее, на что он способен, – это раздавать милости.

Довольно часто бывает, что в тех частях тела, которые от природы неполноценны, развивается