Невротический характер - Альфред Адлер

первичная неуверенность индивидуума, так сказать, математически и статистически, в соответствии с вероятностью, не была разоблачена и чтобы он мог избежать поражения.

В «Невротической предрасположенности»[110] я впервые отметил эту динамику невроза, задача же настоящей работы – представить ее углубленно и расширенно. Итак, путь к неврозу – это пробудившееся глубокое самонаблюдение, какие бы великолепные плоды оно ни приносило в философии, психологии и самопознании. Оно есть личная философия невротика, из-за какого-то промаха отдаляющая его от реального мира, и его самообман – исправимый путем анализа – имеет ценную аналогию в заповеди великого Сократа «Познай самого себя». Кажущийся неисправимым самообман в размышлениях и фантастических самонаблюдениях психотика гораздо легче распознать как аранжированный бред, созданный с целью сохранения ценности личности, и это помогает нам понять самообман в самонаблюдениях невротика.

Итак, стремление нервнобольного к безопасности, его защитные механизмы как таковые можно рассматривать только вкупе с изначальным, противоположным ценностным фактором – незащищенностью. То и другое есть результаты одного суждения, построенного по принципу противоположностей, которое попало в зависимость от фиктивного личностного идеала, но предлагает тенденциозные, «субъективные» оценки. Чувство безопасности и его противоположный полюс – незащищенность, соответствующие антагонистической паре «чувство неполноценности – личностный идеал», являются фиктивной ценностной парой, психическим образованием, о котором Файхингер замечает, «что в них искусственно разлагается действительность, что только вместе они имеют смысл, а поодиночке, изолированно, приводят к бессмыслице, противоречиям и мнимым проблемам». При анализе психоневрозов часто обнаруживается, что эти антагонистические пары распадаются аналогично реальной противоположности «мужчина – женщина» таким образом, что чувство неполноценности, незащищенность, «быть внизу», женственность располагаются на одной стороне антагонистической таблицы, а безопасность, «быть вверху», личностный идеал, мужественность – на другой. Следовательно, динамику невроза и его влияние на психику можно рассматривать и понимать так, как будто пациент хочет превратиться из женщины в мужчину или скрыть свою немужественность. Эти стремления дают во всей ее полноте картину, которую я назвал мужским протестом.

Сильная мужская акцентуация как в культурном идеале, так и, особенно, в фиктивной направляющей линии нервнобольного – которую мы обнаруживаем в желаниях, поступках, мышлении, чувствах наших пациентов, в их установках по отношению к внешнему миру, в их приготовлениях к жизни и в их готовностях, в каждой черте характера, в каждом физическом и психическом жесте и которая дает энергию подъема и направляет линию жизни вверх, – позволяет догадываться, что в начале психического развития ощущался недостаток такой мужественности и что изначальное чувство неполноценности ребенка с конституциональными дефектами оценивается как женское, исходя из описанной выше противоположности. Что бы ни лежало в основе чувства неполноценности – в любом случае сильная невротическая защита включается и конкретизируется через мужскую фикцию, поэтому предполагаемая причина детской незащищенности, как и сама незащищенность, из-за невротической антагонистической группировки впечатлений воспринимается как «женское» явление. И тогда ощущения собственной малости, слабости, робости и беспомощности, болезни, недостатка чего-либо, боли, мягкости вызывают у невротика такие реакции, как если бы он был вынужден бороться против присущей ему женственности, то есть реагировать сильно, по-мужски. Подобным же образом аффективная готовность к мужскому протесту реагирует на любое унижение, на чувство незащищенности, обделенности, неполноценности, отверженности, и, чтобы не сбиться с пути к вершине, чтобы сделать защиту совершенной, невротик намечает в хаосе своей души постоянно действующие направляющие линии для своих желаний, поступков и мышления в форме определенных черт характера. В большинстве своем они устремлены «по прямой» к мужскому идеалу у пациентов и мужского, и женского пола; но в соответствии с тем, что излагалось выше, часто, особенно после какого-то значимого поражения в жизни пациента, возникают уже известные нам невротические обходные пути – припадки и готовность к припадкам; если их разобрать аналитически и упорядочить в единую картину, то они вновь укажут на стремление к возвышению мужского личностного чувства, хотя внешне, на поверхности, они часто проявляются как «немужские» робость и страх, предстают как бегство или отступление перед жизнью. Настойчивое и частое использование трюков в форме невротических симптомов позволяет нам понять, что в этих последних случаях речь идет не о принятии какого-то решения, а о том, что изначально сконструированная фиктивная мужская руководящая цель, как и прежде, работает и что включение в культуру, спокойствие и удовлетворенность не могут быть достигнуты, потому что цель установлена слишком высоко. Тогда «женские» линии выступают как первый акт, за которым следует второй, «мужской», или же окончательное развитие откладывается из-за невроза.

Из-за некоторой неопределенности ребенка относительно его половой роли мужская акцентуация в руководящей фикции значительно усиливается. На самом деле у всех детей можно заметить чрезвычайный интерес к половым различиям, чаще всего в скрытой форме. Более или менее одинаковая одежда детей в первые годы жизни, женские черты у маленьких мальчиков, мужские черты у девочек, определенного рода угрозы родителей – мальчик может превратиться в девочку, порицающие замечания в адрес мальчика, что он ведет себя «как девчонка», а в адрес девочки, что она «как мальчишка», – могут усугубить эту неопределенность, пока различия половых органов еще остаются неизвестны ребенку. Но даже при самом исчерпывающем объяснении какая-то аномалия гениталий, ошибочное суждение или угроза могут стать причиной сомнений, которые тенденциозно удерживаются и все снова возникают в дальнейшей жизни в антагонистическом образе «мужское – женское»; так что наш первоначальный вывод о том[111], что в основе невротического сомнения часто лежит сомнение в собственной половой роли, можно просто расширить: впоследствии невроз закрепляет это состояние сомнения у пациента как защиту от принятия решений, чтобы выстроить «колеблющуюся позицию».

Чем дольше существует неопределенность относительно собственной половой роли, тем настойчивее становятся попытки и пробные приготовления к тому, чтобы очутиться в мужской роли. Так возникает прообраз мужского протеста, нацеленного на то, чтобы при любых обстоятельствах заставить его носителя демонстрировать «самые мужские» качества или, как это бывает у девочек, а также у мальчиков, рано заболевших неврозом (обычно уже на третьем году жизни), предотвратить принижение в любой форме с помощью невротических трюков, но одновременно и сформировать прямолинейные мужские черты характера и сильные аффективные готовности.

Стадия, предшествующая узнаванию собственной половой роли, психический гермафродитизм ребенка, вероятно, имеет место всегда. Его значение было подчеркнуто Дессуаром[112] и мною. В том, что эта стадия, с ее сильным стремлением к мужской линии, имеет огромное значение для развития невроза с его высоко установленной мужской руководящей целью и его защитными механизмами, я убедился при анализе психоневрозов. Тонким наблюдателем и знатоком детской души показывает себя Гёте, подчеркивая в «Театральном призвании Вильгельма Мейстера»[113]: «В определенном возрасте дети начинают