Невротический характер - Альфред Адлер

обращать внимание на разницу полов и, проникая взором сквозь покровы, скрывающие эту тайну, испытывают необычайное волнение; нечто подобное было и с Вильгельмом, когда он сделал свое открытие: он стал одновременно спокойнее и беспокойнее, чем прежде; ему казалось, что он что-то узнал, но именно это заставило его почувствовать, что на самом деле он ничего не знает»[114].

В действительности первое проявление этой неопытности и ее унизительного удара по психике – стремительный взлет любопытства и любознательности, и, чтобы все-таки найти направление в своей жизни, ребенок оказывается под властью направляющей линии, которая заставляет его вести себя так, как будто ему необходимо знать всё. Если ребенок на опыте сталкивается с приоритетом мужского принципа в нашем обществе, то образец для подражания омужествляется, особенно если мужчина, отец представляется ему знающим всё[115].

Особые черты характера, более отчетливо проявляющиеся в неврозе, имеют место у маленьких девочек, которые таким способом стараются держаться мужской направляющей линии. У них настолько преобладает чувство обделенности, так же как и у мальчиков, считающих себя женственными, что все их помыслы и интересы сводятся лишь к тому, чтобы собрать доказательства того, что их обделили, и включить агрессию против окружающих. Картины кастрации, оженствления, превращения в мужчину, мужских форм поведения всплывают при анализе как указатели в невротической психике[116] – указатели на страстное желание отождествляться с мужчиной, что при дальнейшем формировании направляющих линий все снова и снова вызывает к жизни мужскую фикцию. Типичные психические жесты у таких невротиков, как правило, выглядят так, как будто они понесли какую-то утрату или вынуждены вести себя с большой осторожностью, чтобы избежать какой-то утраты. Е. Х. Мейер в «Индогерманских мифах» пишет: «Согласно Атхарваведе, гандхарвы (фаллические демоны) пожирают яички у мальчиков, тем самым превращая их в девочек». Кажется, именно такой или подобный образ присутствует в детских представлениях у многих невротиков касательно возникновения обоих полов; или же это мысли о каком-то перенесенном ущемлении, которое представляется в сексуальном образе оженствления. Как правило, психическими последствиями являются обостренная агрессия к родителям, которым приписывается вина в этом ущемлении, и интенсивные поиски паритета.

Флисс[117], Халбан[118], Вейнингер[119], Штайнах[120], а еще раньше Шопенгауэр и Крафт-Эбинг[121] объясняют психический гермафродитизм присутствием гипотетических мужской и женской субстанций в индивидууме. Мы же предполагаем лишь антагонизм в оценках мужского и женского, существующий на самом деле, принимаем в расчет всеобщую распространенность антагонистической, образной схемы апперцепции «мужское – женское» и выводим из невротически усиленного, завышенного личностного идеала легко обнаруживаемую мужскую акцентуацию. Последняя обусловливает также подчеркивание чувства собственной неполноценности посредством оформления некоего образа, принадлежащего женской роли, для того, чтобы противопоставить ему влечения, готовности и черты характера мужского протеста. В ряде последних работ фрейдистской школы приведены опубликованные мною данные. Они однозначно приводят к выводу о несостоятельности теории либидо, к устранению сексуальной этиологии и пониманию невротического сексуального поведения как вводящей в заблуждение фикции, которая соответствует нашей обычной некомпетентности.

Итак, если мы понимаем, что мужской протест – это искусный трюк психики, с помощью которого она хочет полностью обезопасить себя, укрыться за руководящей личностной идеей, то остается только понять трансформацию этой направляющей линии, происходящую всякий раз, когда в ней обнаруживаются противоречия и цель невротического стремления – желание «быть наверху» – представляется недосягаемой. Так бывает, когда со стороны действительности возникает угроза сильного умаления личностного чувства, какого-то испытания или поражения. Даже в этом случае невротик будет более принципиально, чем здоровый человек, держаться за свою «идею». Но чем глубже он погружается в защищающий невроз, тем раньше он начнет, опираясь на воспоминания и напоминания, предвосхищая какой-то ущерб, конструировать новые невротические обходные пути, устанавливать новые невротические «предохранители», которые не содержат ни призыва разрешить насущную проблему, ни ее отрицания, точнее, они содержат и то и другое одновременно, из чего, однако, все-таки верх берет отрицание. Гермафродитический характер проявляется и в том, что он отступает, подчиняется, становится в своем роде «женским», тогда как одновременно демонстрирует стремление наступать, жажду власти, мужественность, но в результате никакого продвижения нет, потому что на каждый шаг вперед делается шаг назад, и порой такое поведение выражается даже в движениях и жестах, например, иногда это наблюдается при неврозе навязчивых состояний. Равным образом может преобразовывать прямолинейные мужские черты страх оконфузиться, опозориться, быть наказанным, словом, страх оказаться «внизу». Конструирование невротического чувства вины, «унаследованных» болезней и преступных наклонностей, грубости, жестокости и эгоизма отчетливо проявляет это, так же как невротически выраженные застенчивость, трусость, беспомощность, глупость и лень. Плохое поведение невоспитанного ребенка, переходный возраст, некоторые формы психоза, часто стадия, предшествующая «развитому неврозу», показывают нам, как прямолинейно формируется мужской протест. Выступления таких пациентов происходят буквально на волне мужского протеста, ставшего самоцелью, целиком и полностью занявшего место усиленной руководящей фикции.

Наше теоретическое описание невротической психики было бы неполным, если бы мы не коснулись также сути и значения сновидений. Я не могу изложить здесь стройную, а тем более полную теорию сновидений. Но все-таки по ряду причин вынужден поделиться всеми наблюдениями и данными, которые позволили мне исследовать сновидения в практической части этой книги. В течение многих лет исследуя психическую деятельность во сне у здоровых и больных людей, я пришел к следующим выводам:

1. Сновидение есть эскизное отражение психических установок, и оно подсказывает исследователю, какую характерную позицию интуитивно занимает сновидец по отношению к предстоящей проблеме. Поэтому сновидение прикрыто формой фиктивной направляющей линии, оно всегда дает лишь попытки предугадывания, пробные приготовления к агрессии, но благодаря этому его можно очень эффективно использовать для понимания этих индивидуальных приготовлений, готовностей и руководящей фикции.

2. Таким же образом, более или менее абстрактно, проявляются установки сновидца по отношению к окружающим, а также черты его характера[122] и невротические отклонения. Абстрактное мышление во сне навязывается предохранительной тенденцией, которая старается разрешить проблему не логически, а путем упрощения и возврата к более простому, нашедшемуся в детстве образу в смысле индивидуального жизненного стиля. Это совсем как мышление вообще, только более углубленное, совершаемое посредством тенденциозной, избирательной памяти, в образной, аналогической форме путем галлюцинаторного пробуждения пугающих или вдохновляющих воспоминаний. Спящий человек частично отключен от действительности, это поддерживает более абстрактное мышление в сновидении, так как во время сна по большей части отсутствует коррекция со стороны органов чувств. По вине этого обстоятельства, а также из-за отсутствия сознательной целевой установки, содержание сновидения остается непонятным сновидцу; оно приобретает хоть какой-то смысл, только если понимать его как символ жизни, аналогию, некое «как если