Невротический характер - Альфред Адлер

«потому, что я плохо говорю, плохо слышу, у меня косоглазие, близорукость», «потому, что у меня половые органы неправильно устроены», «потому, что я не мужественный, потому, что я девочка», «потому, что я от природы злой, глупый, неуклюжий», «потому, что я мастурбировал, я слишком чувственный, слишком сладострастный», «потому, что я извращенный от природы», «потому, что я легко подчиняюсь, я несамостоятельный, всех слушаюсь», «потому, что я слишком жалостливый, у меня глаза на мокром месте», «потому, что я преступник, вор, поджигатель, я мог бы кого-нибудь убить», «во всем виновато мое происхождение, воспитание, обрезание», «потому, что у меня длинный нос, я слишком волосатый, у меня слишком мало волос», «потому, что я калека», «потому, что меня балуют, потому, что меня обижают»… Такими или подобными объяснениями ребенок, ссылаясь на фатум, совсем как в греческой драме или трагедии, пытается снять с себя груз, спасти чувство собственного достоинства и переложить вину на других.

Такие попытки регулярно можно наблюдать при лечении невроза, и они всегда имеют отношение к чувству неполноценности и конкретному идеалу. Ценность и значение подобных мыслей, как жало застрявших в душе невротика, заключаются в том, что они используются: 1) для разжигания невротического стремления в направлении к идеалу (тип – идеи величия), 2) в качестве убежища или отговорки, когда необходимо уклониться от принятия решения по поводу личностного чувства (тип – идеи малости). Этот второй случай при неврозе естественным образом выступает на первый план, потому что со временем невротическая цель кажется поставленной слишком высоко, чтобы добиваться ее прямым путем. Но в примеси агрессии, в обвинении судьбы или наследственности заключена возможность извлечения выгоды. Так невротик приобретает прочный операционный базис, на котором он с тем же враждебным умыслом развивает, продвигает и стабилизирует определенные черты характера, такие как упрямство, властолюбие, мелочность, педантичность, потому что это дает ему возможность всегда доминировать в его окружении, в узком семейном кругу, что легче, чем бороться с целым миром, и чаще всего он апеллирует к своему тяжкому страданию. Все эти затаенные обиды и сконструированные готовности, к которым добавляются еще стойкие, часто прогрессирующие детские дефекты и болезненные симптомы, подсмотренные или самостоятельно созданные, состоят в тесной взаимосвязи, неотторжимы друг от друга и уже поэтому обнаруживают свою зависимость от внешнего по отношению к ним фактора – руководящей фикции честолюбия, которая создана предохранительной тенденцией, и от страстного желания повысить личностное чувство. И в фиктивной основе для такого чувства неполноценности, которое из соображений безопасности всегда представляется или ощущается усиленным, но на деле никогда не бывает непреодолимым, я вижу главный шанс исцеления. Причем вопрос о том, осознается чувство неполноценности или нет, – второстепенен. Порой гордость доводит человека до того, что «память уступает» (Ницше)[85]. Описанная связь, разумеется, неизвестна пациенту. И поэтому до тех пор, пока этот механизм не будет раскрыт и исправлен, пока его готовности и невротический жизненный план не будут разрушены, он остается игрушкой своих ощущений и аффектов, согласованные действия которых еще больше усложняются, потому что вследствие целенаправленного разжигания этого невротического стремления в дело регулярно вмешиваются те готовности и такие черты характера, которые отрицают чувство неполноценности – гордость, зависть, скупость, жестокость, храбрость, мстительность, вспыльчивость и др. И так до тех пор, пока решающую, парализующую роль не возьмут на себя честолюбие, амбиции, которые встают перед пациентом и заставляют его отступить назад.

Подчеркивание своей неполноценности и настоятельная потребность ярко изображать ее играют в психологии неврозов большую роль. В основном именно такие выступления создают видимость слабости, страдания, неспособности и непригодности ни к чему, потому что невротик, следуя этой потребности, вынужден вести и чувствовать себя так, как будто он больной, женоподобный, неполноценный, обиженный, обделенный, сексуально озабоченный, импотент или извращенец. Осторожность в жизни, всегда сопровождающая эти побуждения, усиленное стремление «наверх», страстное желание тем или иным способом изобразить из себя мужчину, превзойти всех и использовать фатальные трудности только для маскировки чувства неполноценности, убежденность невротика, что так он сможет уклониться от принятия решения и от унижений в главном и предотвратить умаление личностного чувства, – все это позволяет нам понять истинное положение вещей: низкая самооценка невротика со временем становится только искусным трюком, чтобы надежнее выстроить направляющую линию, которая приведет его к возвышению личностного чувства. Если он действует даже под девизом «пятьдесят на пятьдесят», сдавая определенные боевые позиции и открывая побочный театр военных действий, то есть сферу невроза, то тем самым он защищает себя от всепоглощающего чувства неполноценности и может лучше использовать в своих целях других людей.

Поэтому всегда обнаруживается, что невротик, а зачастую также и врач, и окружающие, смотрит «не туда», мимо единственно важного момента – изначального чувства неполноценности, ибо пациент оперирует своими симптомами так, как будто речь здесь идет исключительно о его личном страдании. Вот только «очень кстати» вся его система отношений попутно приходит в движение и препятствует его честному сотрудничеству.

Из-за этой враждебной позиции по отношению к жизни невротик регулярно впадает в настроение ожидания, которое правильно распознал Крепелин. Взгляд его направлен почти исключительно на собственную персону, и он практически не думает о других. Лишь с трудом можно воспитать в нем осознание того факта, что давать доставляет бо́льшую радость, чем брать[86].

Таким образом, сексуальная акцентуация в психологии неврозов, которую Фрейд сделал стержнем своего учения, объясняется действием фикции. Не существует объективной меры «либидо». Его повышение и понижение всегда обусловлены фиктивной конечной целью. Любому невротику легко удается симулировать повышенное сексуальное возбуждение более или менее целесообразными способами, прежде всего благодаря соответствующей направленности внимания, если он выискивает доказательства того, что сексуальность сильно вредит его безопасности, что опасность с этой стороны угрожает его личностному чувству. Ослабление либидинозных влечений вплоть до психогенной импотенции следует понимать как целенаправленное подавление агрессии, как нарушение естественных готовностей, как конструкцию «как если бы», служащие для того, чтобы защититься от брака, отклонений, деградирования относительно партнера, от погружения в нищету и возможных правонарушений. Вытесненные или сознательные склонности к перверзиям всегда надо понимать как сворачивание в сторону или зарождающееся намерение такового, а поллюции и навязчивую склонность к мастурбации – как символы фиктивного, охраняющего жизненного плана. Они навязываются руководящей фикцией, как только чувство неполноценности выразится в страхе перед половым партнером, как это регулярно происходит при аномалиях сексуальности[87]. Фикция героизма тоже может вытеснить извращенное влечение в бессознательное или изменить до неузнаваемости страх перед партнером: превратить трусость в бесплодную агрессию либо в заносчивость, так что страх станет очевидным только исходя из конкретной ситуации. Эти