Невротический характер - Альфред Адлер

причиняемого ею недуга вынужден прибегать к особым защитным механизмам, и полным развитием невротической техники мышления и ее вспомогательной линии, невротического характера, располагается ряд психических феноменов, понимаемых Карлом Гроосом[76] как отработка навыков, тренировка, а нами – как подготовительная работа для фиктивной конечной цели. Эти феномены обнаруживаются довольно рано, едва намечаясь уже в младенческом возрасте, и постоянно находятся под воздействием сознательного и бессознательного воспитания. Весь процесс развития ребенка показывает, что ребенок ориентируется на какую-то идею, чаще всего, правда, весьма примитивную и, как правило, конкретизируемую в образе некоей персоны. Под этим принуждением, психический механизм которого по большей части действует бессознательно и лишь кое в чем – сознательно, формирующаяся душа проявляется все более отчетливо, и духовную, как и физическую, жизнь человека в каждый конкретный момент развития следует понимать как часть ответа, который он дает на вызовы жизни.

Этот ответ, по сути, специфический способ восприятия жизни, судя по всему нашему опыту, идентичен попытке справиться с неопределенностью жизни, хаосом впечатлений и ощущений и выработать приемы преодоления трудностей. Уже как таковые размышление, наблюдение, мышление и «думание наперед», восхищение, память, внимание, суждение и оценка определяются предохранительной тенденцией. А поскольку чувство собственной неполноценности задает некую абстрактную меру неравенства по сравнению с другими людьми, то за фиктивную конечную цель принимается тот, кто больше и сильнее, и, соответственно, его мера, потому что так можно спастись от неопределенности, от «жути». В результате в душе ребенка образуется направляющая линия, нацеленная на возвышение личностного чувства, то есть на то, чтобы избежать незащищенности, и эта направленность будет тем резче выражена, чем острее невротик ощущал свою неполноценность. Мифы, фольклор, поэты, философы и основатели религий на материале, взятом из своего времени, преобразовывали эти направляющие линии таким образом, что в качестве конечных целей предлагались физическая или духовная сила, бессмертие, добродетель, благочестие, богатство, знания, мужская мораль, социальные интересы или самоволие, и в зависимости от особенностей восприятия человек, жаждущий достичь полноценности, хватался за то или другое. Даже смерть может предоставить такое чувство безопасности.

На этом этапе живая энергия ребенка перенаправляется в созданный им самим круг его субъективного мира, который отныне, будучи руководящей фикцией, фальсифицирует и переоценивает в свою пользу все ощущения и влечения, любое удовольствие и неудовольствие, даже инстинкт самосохранения, чтобы наверняка достичь цели, в котором невротик особым образом применяет весь свой опыт, все, что он пережил, чтобы создать готовности, необходимые для триумфа. Но из своего личного восприятия и опыта ребенок получает впечатления о реальных условиях человеческого сосуществования, и первым источником этих впечатлений является мать, так что ребенок в определенной степени учитывает их при формировании своих идеалов и направляющих линий.

Эти подготовительные акты с переоценкой ценностей отчетливее всего можно наблюдать в играх нервозного ребенка, в его рассуждениях о будущей профессии, в его позах, его физических и психических реакциях. Необходимо еще сказать, что все эти явления обусловлены доминирующей предохранительной тенденцией. Что касается невротического габитуса, то он, как правило, очень рано бросается в глаза, пантомимически представляя какую-то черту характера, будь то пугливость, выжидательность, недоверчивость, неуверенность, осторожность, застенчивость или же враждебность, упрямство, самоуверенность, самовлюбленность, дерзость. Иногда это склонность краснеть чуть что или своеобразный взгляд – ищущий, скрытный либо враждебный. Всегда легко обнаружить определенный образец для подражания, к которому сводятся какой-то из этих жестов и манер, какая-то мимическая черта. Часто нервозные дети имитируют мужской принцип, то есть отца; пример матери выдвигается на передний план только в случае изменения формы руководящей фикции или если с самого начала моральный перевес матери был бесспорным. В основном речь идет о мелочах, которые обычно остаются незамеченными врачом: скрещивание ног и рук, особая походка, предпочтение определенной пищи, заимствование каких-то характерных черт и т. д. или – при сильно выраженном упрямстве – внешние проявления, противоположные «образцу». Стойкие детские дефекты, такие как энурез, привычка грызть ногти, сосание пальца, заикание, подмигивание, мастурбация и т. п., как правило, можно объяснить именно этой установкой упрямства. Все это – средства, которыми пользуется слабый, чтобы сократить чудовищную дистанцию, отделяющую его от сильного, но тем самым и избавиться от чувства собственной неполноценности, и в конечном итоге их цель – преодоление чьего-то авторитета, но одновременно – приобретение предлога для того, чтобы уклониться от принятия решения, отсрочить его. На языке этих симптомов ребенок говорит нам что-то вроде: «Я еще ребенок!»

Все значительные проявления подобного рода – это уже черты характера как таковые, либо они проистекают из невротического характера и, как и он сам, являются формой выражения предохранительной тенденции, подготовкой и готовностью компенсирующей силы, которая запускается чувством неполноценности.

III. Усиленная фикция как руководящая идея в неврозе

Самая важная задача мышления – это прежде всего предварять действия и события, определять путь и цель и, насколько это возможно, оказывать влияние на них. Благодаря такому предугадыванию, «думанию наперед», мы можем в некоторой степени влиять на время и пространство. Соответственно, наша психика – это в первую очередь оборонительный и наступательный орган, порожденный тем досадным обстоятельством, что мы вынуждены существовать в слишком тесных границах, изначально затрудняющих удовлетворение инстинктов. Чисто физиологическая форма удовлетворения инстинктов сохраняется лишь до тех пор, пока не будет найден подходящий способ устоять против слишком больших искушений. К концу младенческого возраста, когда ребенок совершает самостоятельные целенаправленные действия, направленные уже не только на удовлетворение инстинктов, когда он занимает свое место в семье и приспосабливается к своему окружению, он уже обладает какими-то навыками, психическими жестами и готовностями. Все его поведение становится последовательным, и можно видеть, что он старается завоевать свое место в мире. Такого рода последовательное поведение можно понять, только если представить, что ребенок нашел некую фиксированную точку вне себя самого, к которой он устремляется со всей своей душевной энергией. Таким образом, ребенок должен сформировать какую-то направляющую линию, какой-то идеал, образец для подражания, чтобы благодаря этому наилучшим образом ориентироваться в своем окружении и добиться удовлетворения потребностей, избежать неудовольствия, получить удовольствие[77]. Сначала на первый план выдвигается потребность в ласке как часть врожденного стремления к обществу, что способствует развитию «обучаемости» ребенка (Паульсен[78]). Вскоре к этой установке – стремлению найти благосклонность, помощь и любовь родителей – присоединяются побуждения к самостоятельности, упрямству и бунту. Ребенок нашел «смысл жизни», к которому он стремится, очертания которого он пока только формирует и исходя из которого у него включается «думание наперед», направляющее его поступки и порывы чувств и помогающее их оценивать. Неловкость, беспомощность и незащищенность