Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян

благородном, добром дикаре, прекраснейшей земле и великолепных пейзажах, идеальном государстве (например, доколумбовой поры) и т. д. совершенно игнорирует то обстоятельство, что все эти прежде якобы существовавшие «блага» и «красоты» почти во всех случаях или в значительном их числе были связаны с каннибалами и каннибализмом. Но дело в том, что и у дикарей-каннибалов в свою очередь есть свои представления об утраченном рае, об изначальном безмерном счастье, когда человек был бессмертен и напрямую общался с богом (богами), ему не нужно было работать, поскольку его просто кормила природа или сказочные сельскохозяйственные орудия, работавшие наподобие автоматов. Можно подумать, что его ничегонеделание в те блаженные времена выражалось и в том, что он не взращивал злаки, не охотился и не разводил домашний скот: ему достаточно было пойти войной на другое племя или захватить зазевавшегося соседа, чтобы обеспечить себе превосходный обед или ужин. Во всяком случае, несмотря на всю омерзительность и опасность, каннибализм глубоко внедрился в человеческое сознание, и, несмотря на то что со времен его широкого распространения цивилизация достигла несомненных успехов, он время от времени и в разных формах вновь проявляет себя. Но, конечно, не следует преувеличивать масштабы этого явления и связывать его только с трудными социально-экономическими условиями или падением нравственности. Это было бы примитивизацией: как было показано выше, причины и механизмы рассматриваемого явления носят довольно сложный и неоднозначный характер. Однако встречающиеся отдельные акты каннибализма производят оглушительное впечатление, а те люди, которые непосредственно сталкиваются с ними, обычно приходят в шоковое состояние.

Среди личностных особенностей каннибалов особое внимание привлекает их практически полная психологическая и социальная отчужденность — естественно, имеются в виду современные каннибалы. В этом убеждают результаты анализа индивидуальных историй их жизни, их отношения к базовым ценностям, совершение ими убийств, в большинстве случаев серийных, но в неменьшей степени сами факты людоедства. Именно последние свидетельствуют о том, что они не пассивно отлучены от семьи, друзей, базовых человеческих ценностей, от нормального общения, а самым активным образом противостоят им. Активность проявляется непосредственно в акте каннибализма, который полностью, абсолютно, без каких-либо оговорок исключается современной цивилизацией. Думается, что такое всеобъемлющее порицание нельзя наблюдать ни в чем другом: даже убийца в некоторых случаях вызывает снисхождение, но каннибал — никогда. Даже если соответствующий акт имел место в результате острого голода, каннибал стигматизируется на всю жизнь как человек, съевший другого человека. Совсем другое дело — убийство. Убийца, например, своей жены из ревности отнюдь не исключается из общения. Некоторые убийцы становятся героями. При всем этом парадоксально, что убийство уголовно наказуемо, а людоедство — нет.

Можно предположить, что каннибализм, хотя и в совершенно иной форме (ее можно назвать психологической), приняло и христианство. Так, во время Тайной вечери Христос установил таинство евхаристии, или причащения, как благодатного средства единения верующих с Христом — причащения его тела и крови как истинного агнца. Во время вечери «Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставлении грехов» (Мф. 26:26–28). Разумеется, причащение его тела и крови, несмотря на все различия в понимании евхаристии разными ветвями христианства, всегда носит символический характер.

На самом деле таинство евхаристии представляет собой пережиток древнего тотемического обычая богоедства (теофагии), при котором участники мистерий поедали мясо священного животного и пили его кровь. Позже для подобных жертвоприношений стали употреблять изображения животных и богов. Д. Д. Фрезер отмечал, что обычай умерщвлять бога в лице животного возник на очень ранней стадии человеческой культуры. «Разрывание на части и пожирание живьем, например, быков и телят было, по-видимому, типичной чертой дионисийского культа. Если принять во внимание обычай изображать бога в виде быка и вообще придавать ему черты сходства с этим животным, веру в то, что в форме быка он представал перед верующими на священных обрядах, а также предание о том, что он был разорван на части в виде быка, то нам придется признать, что, разрывая на части и пожирая быка на празднике Диониса, участники культа верили, что убивают бога, едят его плоть и пьют его кровь». Д. Д. Фрезер приводит многочисленные примеры поедания бога из жизни первобытных племен.

Умерщвления представителя бога (по Д. Д. Фрезеру) оставили заметный след, например, в кондских жертвенных обрядах. Так, по полям рассеивали пепел зарезанного марима; кровью юноши-брахмана окропляли посевы и поле; плоть убитого нага помещали на хранение в хлебные закрома; кровью девушки из племени сиу орошали семена. Отождествление жертвы с хлебом, то есть представление о ней как о воплощении или духе хлеба, дает себя знать в усилиях, которые прилагали к тому, чтобы установить физическое соответствие между духом и природным объектом, служащим его воплощением или представителем. Мексиканцы, к примеру, приносили детей в жертву молодым всходам, а стариков — спелым колосьям.

Итак, относительно версии происхождения евхаристии можно предположить, что на символическом уровне она порождена людоедством. Эта гипотеза влечет за собой вопрос, что было раньше, теофагия или антропофагия. В разных районах мира сама жизнь решала этот вопрос по-разному, но, скорее всего, второе предшествовало первому, но не наоборот, или они существовали одновременно, что наиболее вероятно.

Вернемся к криминальному каннибализму.

Каннибалистские действия Джумагалиева, больного шизофренией, никак не могли быть продиктованы голодом либо стремлением утвердить себя в качестве сверхчеловека в чьих-то глазах или в своих собственных. Он прибегал к людоедству для того, чтобы, по его же словам, таким способом приобрести определенные и очень нужные ему качества, то есть следовал в этом за своими давно ушедшими предками — здесь имеются в виду механизмы коллективного бессознательного. Думается, однако, что не только это мотивировало поведение данного людоеда, а больше его бессознательное стремление в целом и полностью возвратиться в дикую древность. Вот почему он подолгу жил в пещерах, иными словами, практически вел то существование, которое было у первых людей на Земле. Сверхценное отношение к животным тоже можно расценить как попытку возвращения в животный мир, но на психологическом уровне. Есть основания предположить, что шизофрения стала тем механизмом, который способствовал созданию необходимых предпосылок для формирования и реализации всех названных тенденций. Иными словами, шизофрения создавала некоторые внутренние условия для формирования и проявления каннибальских тенденций у этого человека, но сама по себе ни