Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев

Приход к власти большевиков в 1917 году оставил глубокие шрамы на теле русского языка. Вошли в моду всевозможные аббревиатуры и канцеляризмы, которые позже часто высмеивались литераторами. В «Двенадцати стульях» Илья Ильф и Евгений Петров приводят много подобных примеров: «Пищетрест, Маслоцентр. Канатчикам трамвай нужен? Нужен! Мы до вокзала грузовые вагоны отправлять будем. Значит, канатчики! НКПС, может быть, даст немного. Ну, губисполком даст. Это уж обязательно»[273]. Доходило и до смешных форм как «Умслопогас имени Валтасара»[274].

Еще более едко высмеял подобное языковое новаторство послереволюционной поры Владимир Маяковский:

Снова взбираюсь, глядя на ночь,

на верхний этаж семиэтажного дома.

«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —

«На заседании А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома»[275].

Всякий язык проживает собственную жизнь. Общественные потрясения, революции, войны, появление новых социальных явлений и технологий приводят к изменениям в языке. Такие изменения, как можно видеть, могут быть как полезными для языка, так и весьма губительными. Поэтому охрана языка становится одной из насущных задач любого цивилизованного государства.

Как уже отмечено, формулировка о государствообразующем значении русского языка не должна умалять статус других языков, на которых говорят в России. Все языки, вне зависимости от количества их носителей, равноценны, ведь в них отражается культура соответствующего народа. Не имеет значения, говорят ли на языке или наречии несколько сотен человек или сотни миллионов людей, — все они должны получать равную защиту со стороны закона.

Впрочем, еще в недавнем прошлом правительство создавало немало препятствий для изучения и распространения языков национальных меньшинств. Но, как это часто бывает в нашей стране, запреты влекли прямо противоположные последствия.

Так, в 1914 году власти пытались запретить празднование столетия Тараса Шевченко. Тогдашняя Государственная дума раскритиковала решение царского правительства, что привело к уличным протестам. Позже Владимир Ленин назвал запрет «превосходной, великолепной, на редкость счастливой и удачной мерой с точки зрения агитации против правительства, что лучшей агитации и представить себе нельзя»[276]. Ограничительная мера, к слову, противоречила Манифесту 17 октября 1905 года, ранее принятому Николаем Вторым: документ не допускал ущемления языковых прав подданных Российской империи.

Очевидно, что в таком многонациональном государстве, как Россия, языковая политика не могла не волновать общественность. Так, с начала ХХ века с ростом революционно-демократических и националистических настроений на периферии Российской империи происходит неизбежная политизация языкового вопроса.

Сегодня даже трудно вообразить, что сто лет назад за усиление позиций русского языка выступали не только сторонники самодержавия, консерваторы, но и либеральная интеллигенция.

Последнему обстоятельству посвящена статья Ленина 1914 года «Нужен ли государственный язык?». Вождь большевиков с нескрываемым удивлением отмечает, что русский язык объединил отечественных либералов и консерваторов, во всем остальном не способных достичь какого-либо согласия. По утверждению Ленина, и первые, и вторые охотно признают, что русский язык должен быть государственным и общеобязательным, его должны повсеместно изучать в школах.

В доказательство революционер приводит отрывок из демократической газеты того времени: «В состав государственной культуры непременно входит государственный язык… В основе государственности лежит единство власти, и государственный язык — орудие этого единства. <…> Если России суждено пребыть единой и нераздельной, то надо твердо отстаивать государственную целесообразность русского литературного языка»[277]. В этом смысле положения современной редакции 68-й статьи Конституции почти дословно отражают тезисы, которые отстаивали русские либералы начала прошлого века.

В свою очередь, большевики, включая Владимира Ленина, отрицали принудительное начало в изучении русского языка: «Мы лучше вас знаем, что язык Тургенева, Толстого, Добролюбова, Чернышевского — велик и могуч. <…> И мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной. Ибо, сколько красивых фраз о “культуре” вы ни сказали бы, обязательный государственный язык связан с принуждением, вколачиванием»[278]. В том, что школьников в местах проживания этнических меньшинств будут принуждать к изучению русского языка, Ленин видел инструмент национального закрепощения и угнетения.

Занятно, что взгляды Ленина не столь сильно отличаются от идей монархистов и либералов, которым он так рьяно оппонирует. Все они в конечном счете признают величие и могущество русского языка и его значение для укрепления российской государственности, а расходятся лишь в методах его распространения. Несомненно, Россия — это прежде всего русский язык. Существование Российского государства невозможно без русского языка, равно как сложно представить сохранение и развитие языка без естественной «среды его обитания».

Вместе с тем при чтении конституционных положений о русском языке следует помнить непростой контекст и историю языковой политики в России. Русский язык не должен противопоставляться другим языкам нашего Отечества, искусственно возвышаться над ними. В то же время русскому языку отводится уникальная объединяющая роль в межнациональном общении, и именно на его основе строится все здание российской государственности. На практике придание русскому языку статуса государственного означает, что его могут использовать в государственных и общественных учреждениях, в системе образования и так далее. В силу Конституции русский язык получает государственную поддержку, обеспечивающую сохранение языкового богатства и многообразия.

Обратите внимание: в нашей Конституции право говорить на родном языке прописано в той же статье, в которой предусмотрено право человека не отвечать на вопрос о национальной принадлежности. Советской и досоветской истории известно много случаев, когда не только общественные деятели, но и самые обычные граждане были вынуждены скрывать или искажать свое этническое происхождение, чтобы избежать дискриминации.

Например, до революции для евреев существовали квоты в учебные заведения, после превышения которых руководство гимназии или университета могло отказать в приеме всем прочим абитуриентам иудейского происхождения. В советские годы еврейские квоты формально отменили, но «пятый пункт»[279] оставался негласным критерием при приеме в вузы, на работу и даже при награждении государственными премиями. Действующая Конституция усвоила уроки прошлого и видит в национальном разнообразии не угрозу государственному единству, а основу для развития и созидания.

Существование русского языка в особой географической и этнической среде придало ему неповторимую самобытность: в языке сложились уникальные грамматические и фонетические вариации, которые служат своего рода лингвистической энциклопедией и позволяют увидеть многообразие народа России.

Диалектное своеобразие русского языка проявляется в романе Михаила Шолохова «Тихий Дон», события которого разворачиваются преимущественно в казачьих станицах Дона накануне и во время Гражданской войны. Не только реплики героев, но и авторская речь изобилует диалектизмами — «гутарить», «чикилять», «понюшка» и так далее. Нельзя не обратить внимание и на другие речевые вариации в тексте романа: