Розовый. История цвета - Мишель Пастуро

у себя правила, существовавшие в Риме, но ничто не обязывало их к этому, ибо римские правила еще не стали нормой для всего христианского мира: зачастую епископы и верующие придерживались местных традиций. Однако авторитет Иннокентия III был настолько велик, что в течение XIII века ситуация стала меняться. В людях крепло убеждение: то, что принято в Риме, для остальных епархий – закон.

Здесь у нас недостаточно места, чтобы подробно обосновать соотнесенность тех или иных цветов с определенными датами литургического года и объяснить их символику, как это делает в своем трактате кардинал Лотарио. Скажем только, что белый, символ чистоты, подходит для праздников, посвященных ангелам, девам и исповедникам, для Рождества и Богоявления, для Великого четверга, Пасхи, Вознесения и Дня Всех Святых. Красный, напоминающий о крови, пролитой Христом и за Христа, годится для праздников апостолов и мучеников, для Воздвижения и Пятидесятницы. Черный, цвет скорби и покаяния, следует использовать для заупокойной мессы, а также в течение всего Адвента и Великого поста. Наконец, зеленый надлежит использовать в те дни, для которых не подходят ни белый, ни красный, ни черный, ибо – и это интересное замечание – «зеленый цвет является средним между белизной, чернотой и краснотой»[20]. И ни одного упоминания о розовом.

Хотя трактат Лотарио о богослужебных цветах имел скорее описательный, чем нормативный характер, он способствовал унификации литургии. Его мысли были развиты и систематизированы в знаменитом труде Гийома Дюрана, епископа Мендского «Rationale divinorum officiorum» («О чине богослужения», 1285–1286). Это сочинение в восьми томах, представляющее собой самую обширную средневековую энциклопедию предметов, знаков и символов, связанных с богослужением, воспроизводит главу трактата Лотарио о литургических цветах, дополняет перечень праздников и превращает простое описание обычаев римской епархии в стройную, законченную систему. Когда узнаёшь, что до нашего времени дошли сотни рукописей «О чине богослужения», а само это сочинение стало третьей по значимости печатной книгой в истории – после Библии и Псалтири, начинаешь понимать, какое влияние оказало на западноевропейскую культуру столь подробное и нормативное изложение символики литургических цветов[21].

Хотя Гийом, как и Лотарио, ни разу не упоминает розовый, он охотно говорит о фиолетовом, объясняя, в частности, что этот цвет может заменить черный во время Адвента и Великого поста. Еще он уточняет, что на всенощных бдениях в канун больших праздников, сопровождающихся постом, вместо черного или обычного фиолетового допустимо использовать «бледный, даже мертвенно-бледный фиолетовый». Неоднозначность этой формулировки позднее привела к различным недоразумениям; так, в XVII веке для некоторых календарных праздников, в основном третьего воскресенья Адвента и четвертого воскресенья Великого поста, также стали использовать этот самый «бледно-фиолетовый цвет». Хотя оба эти дня всегда назывались (и до сих пор называются) по начальным словам вступительной части мессы: «воскресенье Gaudete» и «воскресенье Laetare», то есть в первом случае «Ликуйте», а во втором «Радуйся»…

В латинских текстах, появившихся до и после Тридентского собора, «бледно фиолетовый» время от времени упоминается, а розовый – никогда. Но в XIX веке некоторые авторы, цитируя эти тексты, сочли нужным передать смысл различных слов и выражений вроде violaceus pallidus, hyacinthinus, subviolaceus, с помощью прилагательного «розовый»: на их взгляд, бледный, то есть светлый и мало насыщенный оттенок фиолетового, был очень близок к розовому. У них нашлись последователи: в те немногие праздники, для которых использовался «бледно-фиолетовый», его мало-помалу стали заменять розовым, и эта тенденция сохранилась до сих пор. Но здесь мы имеем дело не просто с ошибкой перевода, а с прямой подменой смысла. На древней цветовой шкале, со времен Древнего Рима, затем в Средние века и в раннее Новое время фиолетовый никогда не располагался между красным и синим, его место было между синим и черным. Иначе говоря, в ту эпоху фиолетовый не имеет ничего общего ни с красным, ни с пурпурным, ни с розовым; а когда он «бледный», то в нем ощущается родство скорее с серо-голубым или с сиреневым. Только после того как Ньютон откроет спектр, а позднее, в XVIII веке, окончательно утвердится новый цветовой порядок, для фиолетового найдется новое место, между красным и синим, которое он занимает и по сей день и которое, вероятно, и вызывает у людей предположение, что бледно-фиолетовый – разновидность розового. Но до появления такой классификации цветов, как спектр, это было абсолютно невозможно: в фиолетовом нет красного, и даже когда он осветленный или выгоревший, он не может приобрести оттенок, хотя бы в какой-то степени напоминающий розовый[22].

Таким образом, когда сегодня католическая литургия в воскресенье Gaudete и в воскресенье Laetare облачает священников и украшает церковь в розовых тонах, это нелепость и проявление невежества в вопросах истории цвета. Впрочем, возможно, этот хроматический анахронизм распространился под влиянием сложившейся в конце XIX века традиции – связывать розовый цвет с представлениями о радости и счастье (вспомним хотя бы выражение «жизнь в розовом свете»). И правда, если вдуматься, эти два воскресенья обозначают передышку в настроении томительного ожидания и покаяния, какими проникнуты периоды Адвента и Великого поста. А тут еще вступительный гимн мессы прямо призывает к радости. Какой цвет в наше время больше подходит к такому расположению духа, чем розовый? Скорее всего, никакой. Однако в Средние века и даже в XVIII веке, при Старом порядке, дело обстояло иначе.

Вскоре после того как утвердилась система богослужебных цветов, в средневековой культуре начала складываться новая влиятельная цветовая система – геральдика. Гербы, впервые появившиеся в конце XII века, состоят из двух элементов: цветов (тинктур) и фигур, однако цвета, по-видимому, играют ключевую роль: существуют гербы без фигур, но гербов без цвета не бывает[23]. В первые два века своей истории геральдика использует всего шесть цветов: белый, черный, красный, синий, зеленый и желтый, то есть шесть базовых цветов европейской культуры. В этом смысле геральдика не вносит ничего нового в древние или недавно сформировавшиеся обычаи. Но у нее есть одно принципиально новое свойство. Цвета в геральдике – это условные, концептуальные, почти абстрактные цвета, нюансы тут не важны. Например, «лазурь» на гербе короля Франции может быть и голубой, и темно-синей, и с зеленоватым или фиолетовым оттенком, и матовой, и глянцевой, и насыщенной, и блеклой – все это не играет никакой роли и не имеет никакого значения; важна сама идея синего, а не ее материальное воплощение. То же касается и остальных пяти цветов[24]. В языке французской геральдики – а именно он был основным в Средние века – каждая из этих тинктур имеет особое название: or (золото,