Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев

Блог «Серп и молот» 2021–2022 читать книгу онлайн
У нас с вами есть военные историки, точнее, шайка клоунов и продажных придурков, именующих себя военными историками. А вот самой исторической науки у нас нет. Нельзя военных разведчиков найти в обкоме, там они не водятся, обкомы вопросами военной разведки не занимаются. Нельзя военных историков найти среди клоунов-дегенератов. Про архивы я даже промолчу…
(П. Г. Балаев, 11 октября, 2021. Книга о начале ВОВ. Черновые отрывки. «Финская война»)
Вроде, когда дело касается продавца в магазине, слесаря в автосервисе, юриста в юридической фирме, врача в больнице, прораба на стройке… граждане понимают, что эти профессионалы на своих рабочих местах занимаются не чем хотят, а тем, что им работодатель «нарезал» и зарплату получают не за что получится, а за тот результат, который работодателю нужен. И насчет работы ученых в научных институтах — тоже понимают. Химик, например, работает по заданию работодателя и получает зарплату за то, чтобы дать тот результат, который работодателю нужен, а не тратит реактивы на своё хобби.
Но когда вопрос касается профессиональных историков — в мозгах публики происходят процессы, превращающие публику в дебилов. Мистика какая-то.
Институт истории РАН — учреждение государственное. Зарплату его научным сотрудникам платит государство. Результат работы за эту зарплату требует от научных сотрудников института истории государство. Наше российское. Какой результат нужен от профессиональных историков института истории нашему государству, которое финансирует все эти мемориалы жертвам сталинских репрессий — с двух раз отгадаете?
Слесарь в автосервис приходит на работу и выполняет программу директора сервиса — ремонтирует автомобили клиентов. Если он не будет эту «программу» выполнять, если автомобили клиентов не будут отремонтированы — ему не то, что зарплаты не будет, его уволят и больше он в бокс не зайдет, его туда не пустят. Думаете, в институтах по-другому? Если институты государственные — есть программы научных исследований, утвержденные государством, программы предусматривают получение результата, нужного государству. Хоть в институте химии, хоть в институте кибернетики, хоть в институте истории.
Если в каком-нибудь институте кибернетики сотрудники не будут давать результата нужного государству в рамках выполнения государственных программ, то реакция государства будет однозначной — этих сотрудников оттуда выгонят.
Но в представлении публики в институте истории РАН нет ни государственных программ исследований, ни заказа государства на определенный результат исследований, там эти Юрочки Жуковы приходят на работу заниматься чисто конкретно поиском исторической истины и за это получают свои оклады научных сотрудников государственного института.
А потом публика с аппетитом проглатывает всю «правду» о Сталине, которую чисто конкретно в поисках истины наработали за государственную зарплату эти профессиональные историки, не замечая, каким дерьмом наелась.
Вроде бы граждане понимают и знают, что наши государственные чиновники выполняют волю правительства, которое действует в интересах олигархата, и верить этим чиновникам может только слабоумный. Но когда дело касается вопросов к профессиональным историкам, чиновникам государства в институте истории РАН, то всё понимание куда-то исчезает, Витенька Земсков и Юрочка Жуков становятся чисто конкретными независимыми искателями правды о Сталине и СССР. За оклады и премии от государства…
(П. Г. Балаев, 30 августа, 2022. «Профессиональные историки и историки-самозванцы»)
-
И всё. Т. е., 13,6% (даже с десятыми!) авторы просто взяли, поковырявшись в носу. Если только в носу…
* * *
…В самом же очерке для газеты «Известий» в 1941 году «Горячий день», написанном Симоновым после посещения полка, которым командовал человек, ставший прообразом Серпилина, никаких автоматчиков и бежавшей роты не было. Да и в романе они появились лишь после того, как в полк прибыл Синцов, т. е. уже после того, как полк в первый день подбил 39 немецких танков. Всё, что описано в романе в последующие дни — голый писательский вымысел, Симонова в последующие дни там не было. Всё это вымысел:
«К середине первого дня (того дня, когда прибыл Синцов — авт.) немцам почти нигде не удалось продвинуться, несмотря на сильный артиллерийский огонь, который они вели, не жалея снарядов, и несколько танковых атак с десантами на броне. Перед фронтом полка прибавилось еще два десятка сожженных и подбитых танков и бронетранспортеров. На ржаном поле осталось, как все говорили, пятьсот и, как донес в дивизию не любивший преувеличений Серпилин, триста немецких трупов. В полку людские потери были еще больше — и от огня артиллерии и танков, и от огня немецких автоматчиков, положивших без остатка побежавшую из окопов роту.»
Но как полк, закопанный в землю по макушку, умудрился понести бóльшие потери, чем наступавшие на него немцы? Это кто так полком командовал и кто там воевал? Симонов вообще имел представление о том, какие потери будут у наступающего, если ему придется лезть на окопавшуюся пехоту?
И, оказывается, Серпилин применил против немцев тактическую новинку, эти самые окопы. Вот такого немцы точно не ожидали, когда блицкриг планировали — что русские догадаются копать окопы:
«— Твердят: „Танки, танки“, — говорил Серпилин, — а мы их били и будем бить! А почему? Утром, когда рассветет, посмотрите, у меня в полку двадцать километров одних окопов и ходов сообщения нарыто. Точно, без вранья! Завтра будете свидетелями: если они повторят, и мы повторим! Вот один стоит, пожалуйста! — И он показал на видневшийся невдалеке черный бугор. — Сто метров до моего командного пункта не дошел, и ничего, встал и стоит, как миленький, там, где ему положено. А почему? Потому что солдат в окопе перестает себя зайцем чувствовать, уши не прижимает.»
Но откуда у Серпилина взялись окопы? Кто ему разрешил их накопать, кто позволил ему грубо нарушить Устав и еще так измываться над бойцами — 20 км грунта лопатами…! Что за старорежимные порядки?! А к маршалу Тимошенко за разрешением так оборону построить, так грубо Устав нарушить, он обращался?..
В СССР с 60-х годов почти любой школьник знал то, о чем нынешнее поколение школяров даже представления не имеют, они же — жертвы ЕГЭ, и самые лучшие в мире училки уже на пенсию поуходили, поэтому наша молодежь историю своей страны почти не знает, а что знает — то неправильно… Знаете, мне всё чаще и чаще кажется, даже креститься скоро начну — слава богу, очень даже хорошо, что наша молодежь не знает историю своей страны так и в таком виде, какой её знают мои ровесники. Может, у нашей страны есть еще какой-то шанс с этой молодежью…
Вот про окопы каждый советский школьник знал, что глупые советские военные, главный — Ворошилов, решили, что окопы — пережиток царизма и, вообще, наследие старого режима. Еще и колючая проволока перед окопами. Накопают, понимаешь, и сидят в них, как зайцы (хотя, у Серпилина — наоборот), никакого революционного порыва. Поэтому в Красной Армии окопы запретили.
Даже Константин Константинович Рокоссовский в своем «Солдатском долге» об этом красочно написал:
«Еще в начале боев меня обеспокоило, почему наша пехота, находясь в обороне, почти не ведет ружейного огня по наступающему противнику. Врага отражали обычно хорошо организованным артиллерийским огнем. Ну а пехота? Дал задание группе товарищей изучить обстоятельства дела и в то же время решил лично проверить систему обороны переднего края на одном из наиболее оживленных участков.
Наши уставы, существовавшие до войны, учили строить оборону по так называемой ячеечной системе. Утверждалось, что пехота в ячейках будет нести меньше потерь от вражеского огня. Возможно, по теории это так и получалось, а главное, рубеж выглядел очень красиво, все восторгались. Но увы! Война показала другое…
Итак, добравшись до одной из ячеек, я сменил сидевшего там солдата и остался один.
Сознание, что где-то справа и слева тоже сидят красноармейцы, у меня сохранялось, но я их не видел и не слышал. Командир отделения не видел меня, как и всех своих подчиненных. А бой продолжался. Рвались снаряды и мины, свистели пули и осколки. Иногда сбрасывали бомбы самолеты.
Я, старый солдат, участвовавший во многих боях, и то, сознаюсь откровенно, чувствовал себя в этом гнезде очень плохо. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или уже покинули их, а я остался один. Уж если ощущение тревоги не покидало меня, то каким же оно было у человека, который, может быть, впервые в бою!..Человек всегда остается человеком, и, естественно, особенно в минуты опасности ему хочется видеть рядом с собой товарища и, конечно, командира. Отчего-то народ сказал: на миру и смерть красна. И командиру отделения обязательно нужно видеть подчиненных: кого подбодрить, кого похвалить, словом, влиять на людей и держать их в руках.
Система ячеечной обороны оказалась для войны непригодной.»
Нужно отметить, что увидел комкорпуса Рокоссовский, что пехота его корпуса по немцам из винтовок и пулеметов не стреляет, только в сражении за Смоленск, на Ярцевском направлении, «в начале боев» — это у него бои именно там, тот период он описывает. А до того, 2 месяца, он не видел и не понимал, да даже не видел передний край обороны корпуса. Издалека только в бинокль смотрел — а пехота не стреляет! Дал задание «группе товарищей» разобраться. «Группе товарищей» — до слёз! Маршал пишет! Военный человек!
Про то, что, когда вместо окопов ячейки, бойцу в ней ни боеприпасы не поднести, ни раненного его вытащить, что не только командиру отделения нужно «кого подбодрить», но и взводному, ротному, комбату управлять боем — маршал не знает. Но ладно, и «группа товарищей», и сам командующий корпусом убедились, что «надо немедленно ликвидировать систему ячеек и переходить на траншеи».
Но это же нарушение всех уставов! На это
