Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Учитывая отношение Герберштейна к Русскому государству и Василию III, ожидать хвалебной оды его прямому ставленнику в «Записках о Московии» было бы странно. Впрочем, Сигизмундов тезис о всецелой преданности хана московскому князю сомнений не вызывает. Фактическое управление государством осуществлял московский воевода, который всегда находился непосредственно при хане.

Оценить же, насколько выпячивалось пузо у женоподобного Шигалея, увы, невозможно из-за отсутствия фотографических материалов. Что касается его «неспособности к войне», то уже при Иване Грозном он неплохо проявит себя во главе отряда татар в Ливонии. Вероятно, к тому моменту он подтянет свою физическую форму, а заодно подучится ратному делу.

Но пока Шах-Али лишь вызывал все больше отторжения у казанцев, недовольных очередным усилением московского контроля. Казанский летописец в ярких формулировках приводит целые диспуты между ханом и аристократической верхушкой, которая призывала его сбросить русский аркан. «Два царя бо имущи, не ведаем, от коего искати чести и даров восприяти, и управления в людех, дабы единого возлюбили всем сердцем, а другаго же возненавидити»[157], – якобы заявляли казанцы с шекспировским надрывом. Но Шигалей был непреклонен. «А сейчас великий князь всех одолел и стал так силен, что не можем противитися ему. А на крымцев не надейтесь потому, что крымские ханы хотят все себе покорити»[158], – парировал хан все антирусские призывы. Вскоре дело дошло до репрессий. Часть нерадивых феодалов была арестована, а «овех же смертнои казни предаяши»[159].

В русско-крымских же отношениях приход к власти в Казани Шаха-Али стал точкой невозврата, ознаменовав начало уже горячей фазы конфликта. Правда, в 1519 году в Крыму резко накалилась внутриполитическая обстановка и Мухаммед Гирею пришлось «прикручивать к полу» свой расшатавшийся трон. В таких условиях ему пока что было не до войны с Москвой из-за казанских дел. Вскоре Мухаммед Гирей справился с внутренними врагами и вновь обратил свои взоры на Поволжье.

Казанским мятежным князьям удалось установить связь с крымским двором и втайне от Москвы начать переговоры о воцарении в волжском ханстве царевича Сагиб Гирея. Приняли в этом мероприятии участие и литовские послы. Они сообщали своему великому князю, что одновременно с перспективой смещения Шаха-Али и замены его Сагиб Гиреем обсуждалась совместная казанско-крымско-литовская военная операция против Москвы. «Мы маемъ отцовских детей двадцать тисяч, а с Черемеши, а зъ Мордвою и числа нет», – якобы заявляли казанцы. Как нетрудно догадаться, тьмачисленность волжских татар была сильно преувеличена. Несмотря на все предыдущие попытки Литвы организовать подобные мероприятия, в этот раз Сигизмунд I от «ястребиного клекота» воздержался. Уж слишком литовская шляхта была утомлена постоянным войнами с Великим княжеством Московским.

Пусть «Тройственного союза» не получилось, Казань и Крым начали разрабатывать план вторжения в Москву вдвоем. Мухаммед Гирей умело скрывал все приготовления, притворяясь если не другом, то хотя бы партнером Русского государства. В 1520 году Крым даже запросил у Василия III военную помощь против астраханского хана. И великий князь откликнулся на «дружескую» просьбу, выделив «7 городов силы судовой» (дворян от семи служилых городовых корпораций).

Между тем в апреле 1521 года в волжском ханстве произошел переворот, в ходе которого «казанскии сеиты и уланы и князи… взяли себе ис Крыму царевича Сап Гирея царем в Казань, а Шигалея царя и с царицею выслали ис Казани, а великого князя гостей переграбив у себе держали»[160]. Как показывают донесения Василию III из Азова, одновременно с этим крымчане планировали совершить готовящееся нашествие на Москву. Весной задумка не удалась, поскольку из Турции на Тавриду напали враждебные Мухаммед Гирею царевичи Геммет Гирей и Саидет Гирей. Крымскому правителю пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить Перекоп от неожиданных гостей. Да и Османская империя не одобряла агрессивные устремления своего вассала по отношению к Москве. Стамбул даже грозил Бахчисараю репрессиями в случае похода. Но «всадника на рыжем коне» уже было ничем не напугать. И то, что с изгнанием Шаха-Али волжское ханство из московского полигона превратилось в крымский, еще сильнее разжигало воинственный пыл братьев Гиреев[161].

От «пузатого» Шигалея к «луноликому» Сагибу

В какой-то степени казанские события апреля 1521 года стали «треском резьбы» из-за чрезмерного закручивания гаек Москвой. С воцарением Шаха-Али в Казани развернулась ставка русского воеводы, располагавшего немалым контингентом ратников. Персону хана охраняли прямые подданные великого князя. После еще недавнего периода относительных вольностей засилье русских военных в столице вызывало возмущение среди казанских правящих кругов и простого люда, что играло на руку Крыму и его сторонникам.

В городе начался большой русский погром. Скорее всего, организаторами его выступили верхи татарской аристократии и духовенства, которые и сыграли решающую роль в разрыве с Москвой. В ходе этого «богоугодного» восстания в Казани уничтожили русский отряд численностью в тысячу ратников и разграбили дом московского воеводы Ф.И. Карпова. Как сообщает Казанский летописец, было убито «5 тысяч варваров», которые находились на службе у Шаха-Али. Вероятнее всего, речь идет о городецких касимовских татарах. С определенного момента именно они начинают служить основной военной опорой и гвардией ставленников Москвы на казанском троне. Приведенная цифра убитых «варваров» так же реалистична, как приехавший поздравить Ивана Грозного со взятием Казани Вавилонский царь. Тем не менее крови пролилось немало. Пришедший из Крыма военный отряд Сагиб Гирея, скорее всего, принимал непосредственное участие в этих событиях.

В Казанском летописце говорится, что Сагиб Гирей якобы пощадил московского ставленника и отпустил его. В источнике сказано:

«Бе царь Шигалей по роду великих царей Златыя Орды, от колена Тактамышева, и того ради царь Сапкирей не дал воли Казанцам убити его и отпусти ис Казани токмо с воеводою с Московским и 300 варвар, служащих ему. И проводиша его в поле чистое, нага, во единой ризе, на худе коне»[162].

В действительности принадлежность к сарайской ханской ветви могла разве что продлить мучения Шаха-Али на дыбе, но никак не пробудить снисхождение со стороны Гирея. Более правдоподобной кажется версия Сигизмунда Герберштейна, что свергнутый хан, «принуждаемый отказаться от царства, видя неравенство сил и неприязненное к себе расположение умов, и считая за лучшее уступить судьбе, возвратился туда, откуда пришел, – в Москву, вместе с женами, наложницами и со всем имуществом»[163]. Владимирский летописец и ряд других русских источников тоже сообщают о его бегстве из Казани. Шах-Али долго пробирался на Русь через низовья Волги, рискуя стать добычей лютых черемисов, но вместо них встретил спасительный разъезд касимовских татар.

Между тем крымский хан Мухаммед