Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

Глава V

АЛБАНСКОЕ РУКОВОДСТВО И ЮГОСЛАВСКАЯ МОДЕЛЬ СОЦИАЛИЗМА (1948–1961 гг.)

После окончания Второй мировой войны Югославия открыто предпочла стать союзником СССР, считавшегося «родиной коммунизма». В связи с этим вновь образованная Федеративная Народная Республика Югославия (ФНРЮ) под руководством Йосипа Броз Тито решила пойти по пути Советского Союза как во внешней, так и во внутренней политике. Даже конституция Югославии, принятая в начале 1946 г., была создана по образцу советской конституции 1936 г.

Страны восточного блока, находившиеся под влиянием СССР, искали пути взаимной координации. Заявив о себе как о «народных демократиях», они под лозунгом дружбы заключили на двусторонней основе договоры и соглашения между собой и с Советским Союзом. В 1947 г., объединившись на «антиимпериалистической основе», они создали Информбюро (Коминформ), которое должно было заменить распущенный в 1943 г. Коминтерн. Новый союз просуществовал недолго, поскольку часть государственных деятелей не хотела сотрудничать с Москвой в долгосрочной перспективе. Тито, хотя Югославия и считалась ведущей в Коминформе, его центром, такое положение не устраивало, поскольку амбиции югославского лидера касались не только Балкан, но были более широкими. На него влияли и некоторые обещания поддержки со стороны Запада.

Как известно, Югославия стала первой страной, отношения которой с СССР и странами восточного блока оказались разорванными. Однако это был лишь формальный разрыв, поскольку практически во внутренней и внешней политике Белграда практически ничего не изменилось. ФНРЮ осталась верной социализму, а КПЮ была единственной политической партией, которая действовала на протяжении всего периода правления Тито. Со своей стороны, страны восточного блока, кто более, кто менее активно, осудили Югославию и ее «поведение».

В первые послевоенные годы Албания, вступившая в новый этап своего развития, основанный на принципах интернационализма, находилась в исключительно тесных отношениях с ФНРЮ. Но впоследствии она оказалась одной из самых агрессивных стран по отношению к Югославии, к ее лидеру Тито и югославской модели построения социализма. Албанское руководство стремилось доказать свою приверженность восточному блоку, хотя будущее показало степень искренности этой политики.

Югославско-албанские отношения накануне «рокового» 1948 года

В первые послевоенные годы с возникновением главных субъектов — федеративной Югославии и Народной Республики Албания (НРА провозглашена 11 января 1946 г.) проблема политического и социально-экономического устройства в этих соседних балканских государствах вышла на первый план. Важное место занял также вопрос о многотысячном албанском населении, проживавшем в ФНРЮ. И на протяжении многих лет он оказывал существенное влияние на двусторонние отношения.

Победа антифашистских коалиций в обеих странах придала сотрудничеству сторон характер всестороннего политического взаимодействия, основанного на дипломатической, военной и экономической помощи со стороны Югославии. При поддержке югославского правительства 10 июля 1946 г. были заключены Договор о дружбе и взаимной помощи и торговое соглашение. Они послужили основой для подписания еще 27-ми договоров в области экономических связей и культурного сотрудничества.

Но с 1947 г. югославо-албанские отношения все чаще стали испытывать воздействие «старшего брата» — СССР. Это проявилось в растущем интересе Москвы к обстановке в албанском политическом руководстве, где значительное влияние имели «проюгославские кадры» (оргсекретарь ЦК КПА Кочи Дзодзе, глава политического руководства Албанской народной армии Кристо Темелько и др.)[551]. Национального лидера Энвера Ходжу тревожила такая ситуация, чреватая, по его мнению, угрозой его положению и руководящей роли в компартии. В апреле 1947 г. Москву посетила югославская делегация во главе с министром иностранных дел Эдвардом Карделем. Переговоры со Сталиным касались в основном Албании, албанцев в Югославии и югославо-албанских отношений. Сталин обратил внимание Карделя на выраженное ранее Ходжей недовольство слабой дисциплиной югославских политических советников, находившихся в то время в албанской армии. Для Карделя эти сведения были абсолютно новыми, поскольку албанцы не поднимали этот вопрос перед югославской стороной[552].

В эти месяцы Ходжа, опасаясь растущего влияния и давления Югославии, в значительной степени основанного на все возрастающей помощи Белграда, начал настойчиво искать себе опору в высшем партийном эшелоне, а также и среди советских представителей в Албании. Действия Ходжи, добивавшегося присылки советских инструкторов в албанскую армию, вызвали подозрения югославов. Обстановку накалил визит в мае 1947 г. в Москву члена ЦК КПА Нако Спиру, курировавшего в албанском руководстве вопросы экономики. Поскольку Белград не был заранее проинформирован об этом визите, возник серьёзный инцидент на дипломатическом уровне[553]. Югославский посол в Тиране выразил протест. Нежелание албанского руководства проконсультироваться в связи с визитом, по мнению югославской стороны, нарушало принципы пролетарского интернационализма.

В письме в ЦК КПА, датированном июнем 1947 г., ЦК КПЮ выразил недовольство невыполнением албанской стороной основных экономических соглашений. Тито обвинял ЦК КПА в отступлении от прежней линии партии и появлении новых тенденций в антиюгославском духе[554]. Возникший кризис в югославо-албанских отношениях еще больше углубился после визита Энвера Ходжи в СССР 1426 июля 1947 г., положившего начало «просоветской линии» в албанском руководстве. Однако в связи с просьбой албанцев направить в их армию советских инструкторов Сталин посоветовал обратиться к югославскому руководству. Это свидетельствовало о том, что Москва, несмотря на некоторые расхождения в позициях и действиях КПЮ и ВКП(б) по важнейшим внутриполитическим и внешнеполитическим проблемам, не спешила менять свою политику в отношении Югославии и, шире, Балкан. Поэтому на данном этапе Москва оставила за Белградом право давать рекомендации албанцам.

Уже в сентябре 1947 г. в ЦК В КП (б) наряду с материалами о создании Информбюро были подготовлены записки об ошибках в политике и деятельности КПЮ. Давая высокую оценку югославскому руководству за подготовку учредительного собрания Информбюро, советские партаппаратчики отмечали некоторые тревожные тенденции в югославской компартии. По мнению советской стороны, имела место переоценка югославами собственных достижений и стремление КПЮ утвердиться в качестве «руководящей партии на Балканах». Подчеркивалось также, что в области внешней политики КПЮ проявляет «национальную узость» и игнорирует интересы других стран и братских компартий[555].

Изменение отношения албанцев к Белграду и закулисные маневры с Москвой заставили югославское руководство обратить особое внимание на ситуацию в Албании и поведение ее лидеров. В отчете посольства Югославии в Тиране от 1 августа 1947 г. о развитии двусторонних отношений отмечались недружественное отношение и даже нетерпимость членов КПА к Югославии и особенно к югославским инструкторам и советникам в Албании. Многие албанские руководители смешанных албано-югославских экономических обществ обвиняли югославских инженеров и специалистов в саботаже, а рабочих в бездействии[556].

Параллельно с назревавшим поворотом в двусторонних отношениях, на рубеже 1947–1948 гг. возобновились переговоры о Балканской федерации. В конце декабря 1947 г. Сталин пригласил югославскую делегацию в Москву для обсуждения этого вопроса. В январе 1948 г. Сталин встретился в Москве с членом Политбюро ЦК КПЮ Милованом Джиласом, уделив