Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-е — 1960-е годы - Анатолий Семенович Аникеев

Проблема заключалась в том, что в руководстве ЧССР вовсе не было единства по вопросу о дальнейших перспективах начатой реформы. Реформаторское крыло теоретиков-экономистов во главе с О. Шиком настаивало на усилении рыночных механизмов. Однако внутреннего рынка ЧССР было явно недостаточно для обеспечения нормального функционирования чехословацкой экономики[520]. К тому же структура народного хозяйства ЧССР традиционно была ориентирована на экспорт промышленных товаров и сильно зависела от импорта сырья и сельскохозяйственной продукции. Сложившуюся еще во времена Австро-Венгрии диспропорциональную структуру экспортно-ориентированной экономики изменить было практически невозможно, а это, в свою очередь, означало, что при развитии рыночных механизмов Чехословакия была бы полностью зависима от включенности в международную систему разделения труда. В реалиях блокового противостояния середины XX в. перед политическим руководством Чехословакии вставал выбор: либо ориентация на социалистическую систему разделения труда (СЭВ), либо попытки включиться в капиталистическую систему зарождавшейся глобализации. Шику и близким ему экономистам собственная страна виделась частью мировой глобальной экономики, СССР же отводилась «всего лишь» роль, хоть и значимого, но далеко не единственного партнера.

Иной точки зрения придерживались не только консерваторы (будущие «столпы нормализации», такие, как В. Биляк, И. Ленарт), но и центристы — экономисты-практики, группировавшиеся, в значительной мере, вокруг Госплана ЧССР (председатель — О. Черник) и экономического отдела ЦК КПЧ[521]. Позицию этой части политической элиты изложил 7 февраля 1966 г. заведующий Экономическим отделом ЦК КПЧ Богумил Шимон в беседе с первым секретарем посольства СССР в ЧССР Ф.М. Метельским: «При определении мер преодоления имеющихся трудностей ряд экономистов предлагали более широкий выход на капиталистический рынок с целью включения в международное капиталистическое разделение труда и преодоление на этой основе автократичности производства и нехватки многих видов сырья и продовольствия. ЦК КПЧ не может согласиться с этими предложениями прежде всего по политическим соображениям… С другой стороны, мы имеем неограниченный мировой социалистический рынок. Здесь у нас общие цели и идеология и неисчерпаемые источники развития. Правда, в СЭВе не все идет гладко. Многие вопросы экономического сотрудничества не решаются. Мы еще далеки от свободного движения товаров и рабочей силы на социалистическом рынке, чего уже добились в европейском экономическом сообществе»[522]. «Нас пугает и не удовлетворяет тот факт, — говорил Метельскому 27 апреля 1965 г. начальник отдела перспективной координации планов со странами СЭВ А. Сук, — что советские друзья не дают нам ответа о перспективах развития, и ваши пожелания мы улавливаем в общих чертах. Требования вашей стороны очень расплывчаты, непонятны, что затрудняет нашу работу»[523]. Характерно, что запись беседы с Суком Метельский дополнил следующей справкой: «На основании беседы можно полагать, что т. Сук выражал в некоторых случаях свое личное мнение, а в других случаях — точку зрения определенной группы работников Госплана ЧССР. Однако неоднократное упоминание о том, что эти вопросы обсуждались на коллегии Госплана и изложены в записке ЦК КПЧ, свидетельствуют о том, что друзья придают большое значение поднятым в беседе вопросам»[524].

Судя по всему, члены этой политической группы опасались, что слишком быстрое движение по пути экономических реформ приведет к нежелательным политическим изменениям, с одной стороны, и лишь усилит диспропорции в народном хозяйстве ЧССР, с другой. Улучшение ситуации они видели в дальнейшем развитии кооперации и разделении труда в рамках СЭВ и, конечно, в поставках из СССР. При этом не стеснялись прибегать к завуалированной форме шантажа: ЦК КПСС ставился перед дилеммой — либо советское руководство усилит помощь ЧССР, создаст полноценно функционирующую экономическую систему в рамках СЭВа, либо Прага будет вынуждена искать способы решения своих проблем, «интегрируясь в международное капиталистическое разделение труда», т. е. выходя из сферы влияния Москвы…[525]

Советская сторона хорошо понимала эту коллизию. «Проблема сближения экономики ЧССР с экономикой СССР, — информировало советское посольство ЦК КПСС, — возникла из жизненно важных для Чехословакии задач обеспечения народного хозяйства недостающим сырьем и продовольствием и необходимости снижения многономенклатурности производства на основе международного социалистического разделения труда. В то же время отдельные хозяйственные работники и экономисты ЧССР… пытаются пропагандировать решение этой задачи… более широким включением страны в международное капиталистическое разделение труда. Эти идеи протаскивались при обсуждении новой системы управления народным хозяйством»[526]. Показательно, что к схожему выводу о значительном влиянии возможности доступа на рынки стран «социалистического лагеря» на экономику ЧССР приходят и некоторые современные исследователи[527].

Для Хрущёва, увлеченного в начале 60-х годов идеей кооперации в рамках СЭВ, задачи, стоявшие перед всем «социалистическим лагерем», во многом превалировали над внутриполитическими вопросами, он считал, «что только глубокое кооперирование может помочь другим социалистическим странам выровнять развитие своей экономики и идти в ногу к новым высотам в развитии экономики, техники и науки как в целом всех социалистических стран, так и каждой отдельной страны, чтобы она была не ниже уровня других стран»[528]. Советский лидер был во многом готов пойти навстречу чехословацким партнерам, однако во второй половине 60-х годов, после отставки Хрущёва, настроения в Москве изменились. Это хорошо видно по состоявшимся 3–11 мая 1966 г. в ЧССР переговорам руководителей Госпланов двух стран — Н.К. Байбакова и О. Черника. Еще в 1965 г. СССР уведомил чехословацких партнеров, что с 1970 г. СССР прекращает закупку в ЧССР самолетов, также была высказана «рекомендация» прекратить производство в Чехословакии танков, а заявки на пополнение танкового парка чехословацкой армии направлять в СССР. При этом необходимо учитывать, что при существовавшей системе взаиморасчетов экспортный индекс военной техники составлял 85–90%, в то время как товаров широкого потребления — 35–36%. Это означало, что после 1970 г. ЧССР взамен получаемой военной техники из Советского Союза должна была бы поставить по товарам широкого потребления в 2,5 раза больше, а по машиностроению, при индексе — 50–52,3 в 1,8–1,9 раза. Таким образом, прекращение чехословацких поставок продукции авиационной и танковой промышленности вело к отрицательному сальдо в расчетах с СССР[529]. В ходе майских переговоров 1966 г. позиция СССР была подтверждена. Остро воспринималось в Чехословакии выдвинутое СССР требование о долевом участии в капитальном строительстве в сырьевых отраслях советской экономики. Госплан СССР настаивал на том, что после 1970 г. в каждом случае повышения объема поставок сырья из Советского Союза надо будет достигать это за счет дальнейших капитальных вложений. По подсчетам чехословацкой стороны, только для того, чтобы увеличить необходимые ЧССР поставки нефти на 5–6 млн тонн в течение 1970–1975 гг., Чехословакии потребовалось бы повысить инвестиции в советские сырьевые отрасли на 5–6 млрд крон., что являлось для ЧССР неподъёмной суммой[530]. Реагируя на сложившееся положение, курировавший