Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

в Грейтауне, что Соединенные Штаты не потерпят подобных бесчинств, и в то же время избегать разрушения имущества или гибели людей, но при этом оставляли ему широкую свободу действий. Соответственно, властям Грейтауна дважды предъявлялись требования извиниться и пообещать уважать американские права в будущем. Когда эти требования были проигнорированы, Холлинс 13 июля, предупредив жителей за двадцать четыре часа и предоставив им возможность покинуть город, начал его обстрел. К концу дня он разрушил его, но без человеческих жертв.[287]

7. 31 мая, на следующий день после подписания закона Канзаса-Небраски, президент Пирс издал прокламацию, в которой предупредил, что администрация будет преследовать все нарушения законов о нейтралитете.[288] По общему мнению, эта прокламация была направлена против Джона А. Квитмана, который, как известно, возглавлял гигантский филистерский проект против Кубы, имея в своём распоряжении, по слухам, миллион долларов и пятьдесят тысяч человек.[289] Квитмен ранее полагал, что его также поддерживает администрация.

Оглядываясь назад, легко понять, что эти события ознаменовали кульминацию, а также конец агрессивной, возвеличивающей внешней политики, которая носит ироничный ярлык «Manifest Destiny». Отождествляемая с программой территориальных приобретений и с тем, что сейчас кажется наивной, пристрастной и самодовольной верой в «возрождающее» воздействие американских ценностей на общества, которые тогда прямо называли «отсталыми», а не «неразвитыми», «Manifest Destiny» противоречит преобладающим взглядам двадцатого века и сегодня почти полностью не признается даже среди американцев, которые не предлагают вернуть Калифорнию Мексике. Но в 1854 году устремления «Манифест Дестини» все ещё сохраняли свой блеск. Как считал Франклин Пирс, он был носителем славной демократической традиции распространения демократии под американским флагом в Западном полушарии. Джефферсон приобрел Луизиану у Наполеона, не задавая вопросов о праве Наполеона продавать то, что было испанской территорией. Полк, придя к власти после восьмилетней задержки с аннексией Техаса, снова дал волю силам экспансии и раздвинул национальные границы до Тихого океана. Если бы не препятствия со стороны вигов, он, вероятно, аннексировал бы большую часть Мексики к югу от Рио-Гранде. Полк также пытался приобрести Кубу.

После Полка виги снова позволили Судьбе Манифеста утихнуть. Клейтон, будучи государственным секретарем при Тейлоре, заключил с Великобританией договор Клейтона-Булвера, по которому Соединенные Штаты отказались от претензий на исключительный контроль над любым будущим истмийским каналом, а также разрешил британцам оккупировать Москитовое побережье.[290]

Уэбстер, будучи государственным секретарем при Филлморе, не смог настоять на наиболее благоприятной линии, когда проводилась мексиканская граница.[291] Сам Филлмор не выразил никакого протеста в 1851 году, когда кубинское правительство предало смерти американских членов разбитой экспедиции филистеров, возглавляемой кубинским революционером Нар-чисо Лопесом (среди погибших был племянник генерального прокурора Криттендена).[292] Не оказал Филлмор никакого сопротивления и в 1852 году, когда генерал-капитан Кубы отказался разрешить пароходу «Кресент-Сити» Почтовой компании Соединенных Штатов высадиться в Гаване, пока на борту находился некий кошелек, писавший о генерал-капитане пренебрежительные отзывы.[293] Но Филлмор дорого заплатил за свою политику потерей популярности, и помощник редактора газеты «Вашингтон Юнион» написал: «По общему мнению, Куба убила Филлмора».[294]

Демократы 1852 года намеревались продолжить начатое Полком дело и отвергнуть программу вигов как неспособную защитить национальную честь. Они не скрывали своего экспансионизма. Напротив, они превозносили его. Пирс был избран на платформе, которая восхваляла Мексиканскую войну как «справедливую и необходимую» и «поздравляла американский народ с результатами этой войны».[295] Его инаугурационная речь, посвященная в основном общим словам и негативным обещаниям, таким как обещание «жесткой экономии», включала два позитивных утверждения: что меры 1850 года должны быть «безоговорочно приведены в действие» и что «моя администрация не будет управляться никакими робкими предчувствиями зла от расширения. Действительно, не стоит скрывать, что наше отношение как нации и наше положение на земном шаре делают приобретение некоторых владений, не входящих в нашу юрисдикцию, чрезвычайно важным для нашей защиты».[296]

Назначения Пирса отражали его приверженность этой политике. На пост главы Государственного департамента он выбрал Уильяма Л. Марси из Нью-Йорка, который при Полке занимал должность военного министра. На иностранные посты он назначил непропорционально большое количество южан и членов того, что называют «мексиканской бандой». Некоторые из мелких назначений были особенно показательны: в их число входили Эдвин де Леон, автор названия «Молодая Америка», и Джон Л. О’Салливан, редактор Democratic Review и создатель термина «Manifest Destiny» — человек, дважды обвинявшийся в нарушении законов о нейтралитете. Джеймс Бьюкенен, занимавший пост министра в Лондоне, был единственным северянином, назначенным на важный пост. Во Францию Пирс отправил Джона Й. Мейсона из Виргинии, в Испанию — Пьера Суле из Луизианы, в Мексику — Джеймса Гадсдена из Южной Каролины.[297]

Гадсден был одновременно южанином и президентом железной дороги, и он неустанно выступал за строительство трансконтинентальной железной дороги по южному маршруту. Он был направлен в Мексику для приобретения территории, необходимой для проведения железной дороги через район реки Гила, и его инструкции уполномочили его вести переговоры об уступке. По возможности он должен был приобрести северную часть Тамаулипаса, Нуэво-Леона, Коауилы, Чиуауа и Соноры, а также всю Нижнюю Калифорнию, за которую он мог предложить до 50 миллионов долларов. Как минимум, он должен был найти линию, которая обеспечила бы необходимый железнодорожный маршрут, а также порт на берегу Калифорнийского залива. Однако, несмотря на самые энергичные уговоры, Гадсден не смог убедить Санта-Анну уступить что-то большее, чем район реки Гила, даже без порта. Он согласился на этот минимум и в январе 1854 года привёз договор. Пирс, хотя и был разочарован тем, что Гадсден не приобрел больше, все же представил договор в Сенат.[298]

Действия Сената быстро показали, что нежелание Мексики уступить территорию больше не было главным препятствием для американской экспансии, так как сенаторы жестко отнеслись к небольшому триумфу Гадсдена. Некоторые выступали против договора, потому что он приобретал недостаточно земли; другие — потому что он принимал на себя американскую ответственность за претензии сторон, имевших мексиканские франшизы, от которых Мексика теперь отказалась, на строительство железной дороги через Техуантепекский перешеек (этот фактор был осложнен соперничеством двух отдельных групп претендентов на Техуантепек); но основная оппозиция исходила от сенаторов свободных штатов, которые просто не хотели приобретать больше территории, которая могла бы расширить зону рабства. В своё время эта оппозиция фактически сорвала ратификацию, когда двенадцать сенаторов, выступавших против рабства, объединились с тремя сторонниками более широкого приобретения и тремя защитниками претендентов на Техуантепек. Двадцать семь голосов «за» не обеспечили необходимых двух третей против этих восемнадцати, и казалось, что договор погиб. Друзьям удалось возродить его, но они добились этого, лишь приняв поправку, которая