Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Хотя вряд ли русские рати столкнулись у Звеничева Бора с многочисленным противником. Скорее всего, силы с обеих сторон были невелики, а летописное «много добрых» употреблено лишь для большего саспенса. Едва ли юному Ряполовскому доверили множество ратников, а маленький отряд, в свою очередь, не справился бы с «тьмачисленным» неприятелем.

Так или иначе, серьезного стратегического или политического эффекта эта виктория не принесла, как и вся военная операция. Тактически она тоже оказалась провальной. Судя по отправке двух отрядов и их сходящимся маршрутам, изначально предполагалось соединение русских сил неподалеку от Казани. Но, увы, не срослось. Вероятно, волжские рати понесли большие потери и решили отступить, после чего действия северных отрядов Руно теряли дальнейший смысл.

Снова право хода перешло к казанцам, которые на сей раз сыграли хитрее. Не став вторгаться непосредственно в земли Великого княжества Московского, они напали на Вятку. Помимо военного давления, казанцы оказали на вятчан экономическое воздействие. Татары пригрозили прекратить поставки продовольствия, от которых сильно зависели «лесные люди». В итоге «не возмогоша вятчане противитися им, предашася за казанского царя Обреима»[93].

Вятская земля была оккупирована, а в ее столице, Хлынове, появились ханские представители. Вятчане обязались соблюдать нейтралитет в шедшей русско-казанской войне. Еще одним условием заключенного договора стала дань в пользу Казани, которая на практике так и осталась лишь формальным требованием. Впрочем, выплаты вятчан волновали казанцев куда меньше, чем безопасность своих северных границ от московских вторжений. Москва же теряла стратегический плацдарм на севере. Помимо подчинения Вятки, «татарове казаньские пограбиша гостей русских»[94] на Волге, чтобы навредить торговле Москвы.

Бурный 1469 год

Зимой 1468–1469 годов военные действия против Казани приостановились. Отчасти это было связано с переговорами Москвы и Ватикана о династическом браке овдовевшего великого князя с византийской принцессой Софьей Палеолог.

Женитьба женитьбой, а война по расписанию. Уже в апреле 1469 года, «по Велице дни на другои недели», в Нижний Новгород отправилась судовая рать под руководством князя Константина Александровича Беззубцева. Вместе с ним шли «многие дети боярские, дворы свои; тако же и от своея земли всея дети боярские изо всех градов своих и изо всех отчин братии своеи потому же»[95].

Источники рисуют картину едва ли не тотальной мобилизации служилого ополчения всего Русского государства. Помимо московских сил в кампании участвовали полки из Коломны, Можайска, Дмитрова, Углича, Мурома, Владимира, Суздаля, Ярославля, Костромы – всего перечисляются 11 городов. Упоминаются в летописях и ратники с пропиской «выше по Оце», чем коломничи, а также «прочий вси Поволжане». Наряду со служилыми людьми привлекались московские купцы и посадские люди, кому выступить в поход было «пригоже по их силе»[96]. Такие городские столичные ополчения, помимо прочих, включали сурожан и суконников, то есть самые привилегированные слои посадского населения.

Первого воеводу выбрали под стать размаху мероприятия. Константин Беззубцев являлся внуком любимца Василия I, боярина Федора Кошки, но главное – талантливым военачальником и управленцем. В своем ратном «портфолио» он имел успешное отражение нашествия большеордынского улана Меулым-Берды в 1450 году и другие победы. Во главе же московского ополчения стоял назначенный великим князем молодой и пока неопытный воевода Петр Васильевич Нагой-Оболенский – сын заслуженного полководца, князя Василия Ивановича. «Яблоку» выдалась возможность показать, насколько далеко оно упало от «яблоньки».

Наряду с мобилизацией крупных сил и привлечением заслуженного «генерала» кампания выделялась новым организационным подходом. Так, в источниках указываются не только воеводы, ополчения, время и место сбора войск, но и пути передвижения ратей к пункту назначения. Если раньше выбор маршрута отдавался на откуп конкретным военачальникам или удельным князьям, то теперь даже такие «мелочи» регламентировались сверху. Интересно и одно из первых упоминаний детей боярских дворовых[97] и городовых[98], что свидетельствует о серьезном развитии поместной системы в упомянутых регионах уже на тот момент.

А вот в устюжских и вологодских землях, где формировалось еще одно войско для казанской кампании, она, напротив, находилась в зачаточном состоянии. Поэтому собранная в Великом Устюге «северная» рать включала в основном земских (городовых) ополченцев, которые часто привлекались к речным походам. Общая их численность, по некоторым летописным данным, составляла около 1 тысячи воинов. Командовал ими князь Данила Васильевич Ярославский. Как раз незадолго до этого ярославские князья потеряли свою самостоятельность и окончательно перешли на службу к Москве. Настало время проверить в деле новых слуг.

Каких-либо еще командующих устюжской рати источники не называют, однако всплывают имена отдельных людей без упоминания титулов и «должностей». Как считал Ю.Г. Алексеев, это «капитаны» более мелких, чем полки, войсковых формирований. Другими словами, перед нами некие предтечи сотенных голов.

Какие же цели ставились перед всеми этими массами войск и военачальниками? Задумка похода была масштабной, хотя и не слишком оригинальной: общий оперативный план напоминал прошлогоднее наступление на Казань. Предполагались согласованные действия двух войсковых группировок на сходящихся направлениях. По Волге казанцев атаковала в лоб судовая рать Беззубцева. Устюжским же войскам предстояло выйти по северным рекам в верховье Камы, пробраться глубоко в тыл ханства, затем на веслах проплыть вверх по Волге и приблизиться к Казани с юга. Далее по плану две рати соединялись и наносили врагу сокрушительный удар.

При всей красоте стратегического замысла на бумаге в реальности, как в известной поговорке, сразу же начались овраги. Первым из них стала Вятка, жители которой не откликнулись на призыв князя Даниила Васильевича Ярославского присоединиться к походу. Аргументировали они свой отказ договором с казанцами о том, что «не помогати… ни царю на великого князя, ни князю великому на царя»[99].

Подвела и конспирация, если вообще можно говорить о таковой. Татарский наместник в Хлынове узнал все подробности готовящейся операции и незамедлительно сообщил о них в Казань. Доносчик отмечал, что судовая рать идет «не во мнозе». По всей видимости, она собиралась нанести отвлекающий удар по казанским тылам, чтобы облегчить задачу главным силам. План наступления оказался раскрытым, и его приходилось спешно корректировать «на коленке».

Между тем основной московский кулак сжался в Нижнем Новгороде и застыл на замахе. Дальнейших указаний великого князя так и не поступало, а без них воеводе Беззубцеву строжайшим образом запрещалось выступать в поход. Дело в том, что к хану Ибрагиму направили послов. Теперь сосредоточенные на границе с ханством огромные силы должны были «выстрелить» безо всяких стрел и пищалей как весомый аргумент в переговорах. Нападение же устюжской рати стали трактовать