Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

только царя, как писал романист Иван Лажечников, но и главнокомандующего в современном понимании этого слова. При нем сложился пусть еще не столь разветвленный, но уже полноценный аппарат управления, который оформлял директивы государя и фиксировал донесения воевод. «В этом аппарате управления можно видеть зародыш нового явления – центрального военного ведомства в его первоначальной форме, по всей вероятности – в составе канцелярии великого князя»[91], – писал Ю.Г. Алексеев.

Что же касается общественных оценок данной операции, то они и по сей день неоднозначны. На деле к подобной тактике в Средневековье и раннее Новое время периодически прибегали все – и татары, и Москва, и просвещенная культурная Европа. Повторимся, что делалось это для экономического ослабления противника, его устрашения и деморализации.

Разбой и бесчинство по-казански

Русский карательный поход тут же отразился, словно в зеркале, в ответных действиях татар. Отряды казанцев поднялись вверх по Вятке, вышли в Молому и, наконец, в верховья реки Югы, где сожгли Кичменгский Городок. Практически всех жителей убили. Столица края не смогла ничем помочь несчастным кичменжанам. Устюг еще не оправился от случившегося там 15 февраля 1468 года страшного пожара, уничтожившего городские укрепления.

Как видно, поход волжских татар преследовал точь-в-точь такие же цели, как и недавняя черемисская операция Москвы: грабеж, насилие и устрашение. Вот только отреагировали в русских землях на татарское вторжение куда активнее, чем в казанских – на московское. Из Костромы навстречу неприятелю спешно выдвинулся с войском воевода Иван Оболенский-Стрига. Он гнал татар аж до Унжи, преодолев порядка 150 километров. Учитывая, что на дворе стоял апрель и дороги раскисли, на это ушло не менее пяти дней. Увы, потрачены они оказались впустую – настигнуть вражеские отряды так и не получилось. Тогда Оболенский решил отвести душу на все тех же черемисах и разграбил их земли. Какие-либо сведения о том, что великий князь приказывал ему нечто подобное, отсутствуют. Видимо, воевода импровизировал. Параллельно с этим 4–10 апреля (на Вербной неделе) казанцы с черемисами напали на две костромские волости, а в мае прошлись рейдом по муромским окрестностям. Здесь уже уйти безнаказанно гостям не удалось. Их нагнал и уничтожил вышедший из Мурома воевода Данила Холмский. Захваченные русские пленники были освобождены. Лишь немногие казанцы «с коней сметався, уидоша на лес»[92]. Предусмотрительно разосланные еще в 1467 году по разным стратегически важным городам заставы снова помогли дать отпор неприятелю.

Хотя обороной и отражением набегов москвичи не ограничивались, вплоть до самого конца 1468 года «право первого хода» оставалось за казанцами. Иван III решил переиграть это негласное правило и предпринять более масштабное вторжение вглубь казанских территорий. Началась подготовка крупного похода на Каму, к которому великий князь привлек «многих детей боярских, Двор свой». Судя по участию отборной рати из великокняжеской воинской корпорации, надежды на камскую кампанию возлагались немалые. Набирались активно и добровольцы. Одни пострадали в ходе недавних казанских набегов и жаждали поквитаться, другие просто искали ратной славы и добычи.

Возглавил поход Иван Дмитриевич Руно, имя которого всплывает в источниках в первый, но не в последний раз. С легкой руки некоторых исследователей Руно записывают в бояре. Не простолюдину же вести княжеских ратников: возвысившийся из низов «луковый рыцарь» – скорее персонаж фэнтезийного сеттинга, чем реальный герой феодальной эпохи. Тем не менее среди бояр и даже детей боярских род Руно до сих пор не обнаруживается. Хочется верить, что это редкий пример, когда в XV веке сработали социальные лифты благодаря реальным заслугам человека.

Откуда бы ни происходил Руно, за дело он взялся рьяно. Вместе с отрядом «казаков» (видимо, имеются в виду добровольцы из детей боярских) воевода прибыл в Галич Северный, где к нему примкнули местные рати. Далее Руно повел войска в Вологду, а 9 мая, «на Николин День», – вниз по Сухоне к Устюгу. Во всех упомянутых городах сформированные отряды пополнялись новыми добровольцами и росли, словно катящийся снежный ком. Затем русские войска пошли проторенной казанцами тропой – вниз по Мологе и Вятке. Многие вятчане также присоединилось к походу. Правда, вскоре значительная часть из них вернулась назад, узнав о готовящемся казанском вторжении в вятские пределы. С Руно остались лишь самые стойкие 300 вятчан, если верить летописям.

Наконец московские войска пробрались внутрь казанских территорий по Вятке и Каме. Целый ряд районов волжского ханства подвергся жесткому разграблению. На обратном пути состоялась неожиданная встреча на Каме – флотилия Руно столкнулась с казанским отрядом в 200 воинов, который готовился к рейду на русские земли, и разбила его. Потом московские рати доплыли до притоков Вычегды и к концу лета прибыли назад в Великий Устюг.

По итогам своей экспедиции Руно привез великому князю горы захваченного добра. Но главным трофеем стали несколько знатных казанских ратников, взятых в плен на Каме. Словом, и тут перед нами не масштабная стратегическая операция, а бравый ушкуйнический рейд с целью повести в счете в затянувшемся «товарищеском матче».

Одновременно с действиями Руно другой речной экспедиции надлежало ударить казанцам в лоб. 4 июня из Нижнего Новгорода в сторону Казани по Волге отплыла «застава» под руководством пока еще молодого и ничем не отличившегося князя Федора Семеновича Ряполовского. Активное привлечение наряду с бывалыми полководцами молодежи вполне можно считать отличительной чертой кадровой политики Ивана III на заре его правления. Опыт опытом, а старики не вечны. Нужно было растить свои энергичные кадры, которые, как известно, решают все. И такой подход во многом оправдался. Тот же Ряполовский впоследствии не раз отличится на ратном поле и станет героем первого взятия Казани 1487 года.

Но то произойдет лишь через 20 лет, а пока что Федору Семеновичу не удалось доплыть до столицы ханства каких-то 40 верст. В местечке под названием Звеничев Бор русская «застава» встретила на своем пути казанское войско, включавшее, по данным летописей, «двор царев, много добрых». Разгорелось сражение, в котором татар наголову разбили. Отдельно отмечается смерть «богатыря и лиходея» Колупая. В плен к москвичам попал знатный феодал Ходжум-Берде (Хозум-Бердей). После одержанной победы московские силы простояли «два дни на побоище том» и вернулись домой. Примечательно соблюдение ратниками древнего обычая еще времен Киевской Руси – «присесть на дорожку» на месте выигранной битвы на денек-другой. «Простой» в такой близости от ханской столицы – решение довольно смелое. В подобном положении зачастую оставляли непогребенными покойников, лишь бы поскорее развить успех или, напротив, убраться подобру-поздорову. А тут вдруг вспомнилась традиция времен царя Гороха, причем даже лишенная прямого религиозного подтекста. Стояние «на побоище» с большой