Казань и Москва. Истоки казанских войн Ивана Грозного - Павел Канаев

Как мы видим из Никоновской летописи, возвратились Касим, воевода и войска без потерь, не считая павших лошадей, выброшенных доспехов и взятия православных воинов на карандаш в «небесной канцелярии» за поедание мяса (возможно, тех самых павших лошадей) в постные дни. Никаких санкций к воеводам со стороны Ивана III не последовало. Видимо, Иван III счел, что Оболенский и Холмский сделали что могли в сложившихся обстоятельствах.

Разбой и бесчинство по-московски

«Сделка» московского вассала Касима c мятежными татарскими вельможами сорвалась, и теперь следовало ожидать ответных действий от хана Ибрагима. Последний не подкачал: в том же 1467 году казанцы вторглись в предместья Галича Северного.

Там уже все оказалось готово к визиту незваных гостей. Предвидя недоброе, великий князь и воеводы направили к Мурому, Костроме, Нижнему Новгороду и Галичу заставы, то есть оборонительные контингенты. Значительную часть сельского населения успели укрыть за городскими стенами. Незащищенные посады сожгли заранее сами, чтобы не доставить врагу такого удовольствия.

В итоге татары встречали на своем пути в основном чисто поле, оставленные безлюдные деревни и готовые к обороне крепости. Взятие же фортификаций отнюдь не являлось коньком казанцев. Тем более Галич был укреплен на славу еще со времен борьбы Василия II с Юрием Звенигородским. Кончилось все тем, что на выручку галичанам подоспел «двор великого князя» и казанцам пришлось покинуть русские земли без существенной добычи.

Как считает Ю.Г. Алексеев, подготовка к казанскому вторжению началась еще до похода Касима на Волгу. Требовалось немало времени, чтобы перевести города на осадное положение и укрыть людей. Татары, напротив, были крайне легки на подъем и могли молниеносно организовать свой грабительский рейд. Некоторые исследователи придерживаются мнения, что лишь возвращение Касима с Волги послужило сигналом к спешной организации обороны. В любом случае Иван III не сплоховал. Он проявил себя либо видящим на несколько ходов вперед «шахматистом», либо эффективным кризис-менеджером, оперативно потушившим «пожар».

Итак, опасность хотя бы на время миновала. Сельский люд начал возвращаться в свои деревни, а на сожженных городских посадах снова зазвенели топоры плотников. Настало время продолжить русско-казанскую партию. Уже в декабре отряд московских детей боярских выступил в черемисскую землю. Поход примечателен как первая зафиксированная источниками карательная операция Москвы на казанском направлении. То есть целью кампании стали не какие-то экономические, тактические или стратегические достижения. Навязать казанцам выгодный мир, парировать готовящееся вторжение в свои земли, наконец, захватить добычу – если подобное и предполагалось, то играло второстепенную роль. Прежде всего планировалось отомстить за недавний набег, устрашить и дестабилизировать казанцев. Отсюда чрезмерная жестокость и, казалось бы, непрактичность московских войск.

Именно простота поставленных целей и отсутствие замысловатых стратагем могли определить выбор главного воеводы похода. Им стал ярославский князь Семен Романович – совсем еще юноша без серьезного боевого опыта за плечами. Более искушенные полководцы не с таким энтузиазмом предавались бы чрезмерному разбою и бесчинствам. Дело было не столько в их благородстве, сколько в чисто практических побуждениях: зачем рубить всех подряд (включая даже бедную скотину) просто так, если можно захватить пленных и добычу? Да и избивать мирных жителей, коней и «животину» – не слишком почетно для маститого военачальника с регалиями. Требовался человек, в чьей голове не возникнет подобных мыслей. Кто-то полный молодецкого пыла и желания выслужиться любой ценой. Другая возможная причина назначения столь «зеленого» воеводы – небольшое количество задействованных в операции воинов. Впрочем, летопись сообщает о «многих детях боярских» и участии ни много ни мало ратников великокняжеского двора. Вопрос в том, насколько это свидетельство достоверно.

Хотя глобальных целей не преследовалось, операция имела определенную тактическую новизну. Прежде всего это направление основного удара – с северо-запада, что было нехарактерно для московских наступлений на волжское ханство. Летописи говорят и о втором маршруте продвижения – с запада, по Волге. Бойцы великокняжеского двора здесь, скорее всего, уже не воевали. Поскольку какие-либо подробности о волжском театре похода остаются за кадром, он явно носил второстепенный характер.

Нетипичным для поволжских кампаний являлось и продвижение войск зимой. В целом опыт зимних операций у москвичей имелся в изобилии: чем-чем, а снегом с морозами русского человека не напугать. Вот только в этот раз ратники оказались в самом прямом смысле беспутными. То есть шли «без пути», лесами и буреломами. Ни о каких конных рейдах в подобных условиях речи не шло – приходилось передвигаться на лыжах. Не выдать себя неприятелю раньше времени и не испортить сюрприз – вот что заботило в первую очередь участников похода.

О том, удалась ли такая задумка, красноречиво свидетельствует описание хода операции из Никоновской летописи.

«Люди изсекоша, а иные в полон поведоша, а иных изожгоша, а кони их, всякую животину, чего нелзе с собою имати, то все исекоша, а что было жития их, то все взяша; и повоеваша всю землю ту, достом пожгоша, за один день до Казани не доходили. И возратишася приидоша вси к великому князю по здорову. А Муромцем и ноугородцем велел князь велики воевати по Волге»[90].

Словом, задумано – сделано. Показательно, что в источниках не говорится ровным счетом ничего о сопротивлении со стороны черемисов или о помощи им от казанских татар. Эффект неожиданности, должно быть, сыграл на все двести процентов.

Пока дети боярские успешно орудовали на вражеской территории, в конце зимы 1467–1468-го великий князь, как и год назад, расположился с большими силами во Владимире. Вместе с Иваном III там находились его братья Юрий и Борис, а заодно десятилетний сын – будущий Иван Молодой. Трудно сказать, была ли это подготовка к отражению возможных ответных действий казанцев или собственному более масштабному наступлению. В любом случае, из Владимира при необходимости удавалось в кратчайшие сроки перебросить войска к Мурому или Костроме, которые рисковали стать главными целями татар. Да и путь на Белокаменную был надежно прикрыт.

И снова мы видим серьезные меры перестраховки, принятые высшим московским командованием. Недаром осенне-зимняя операция 1467–1468 годов считается «лакмусовой бумажкой» новаторских изменений в методах военного руководства. Во-первых, великий князь лично не принимает участия в боях и держится в стороне от непосредственного театра военных действий. В этом одно из отличий Ивана III от его батюшки, который сам вел за собой войска даже вслепую, – и это вовсе не метафора. Во-вторых, налицо слаженное курсирование информации между центральной ставкой и воеводами «в поле» при помощи директив.

Таким образом, Иван III первым воплотил в себе идею не